– В ссылке много хороших и разных людей. Там очень трудно. И холодно и голодно вообще тяжело.
– А за что ссылают?
– Расскажу, когда вырастешь.
Глава 4
Когда вернулись с дачи, в первый раз поняла, что такое музыка.
Жил у нас тогда дядя Серго Казанский, который с мамой и отцом был в ссылке. Мама говорила о нём, как о большом музыканте, музыку которого исполняют в концертах, но что сгубил свой талант «зеленым змием».
Интересно, где прячется этот «зеленый змий»? Лазила под тахтами в его поисках.
Однажды с дядей Серго остались дома один на один. На дворе было жарко, двери гостиной, столовой, передней и детской открыты.
Дядя Серго тихо играл на рояле.
Прислушалась. Как странно он играет! Вот капли… одна… другая. Ручей побежал. Слышно, как плещется.
Дядя Серго был виден. Наклонившись над роялем быстро перебирал пальцами. Звуки становилась всё громче.
Сорвавшись с места, на цыпочках стремительно пробежала столовую, гостиную, остановилась у окна. Оглянулась на дядю Серго. Не рассердится ли?
Посмотрел на меня, улыбнулся.
В музыке шумели деревья, отдалённый гром. Я бегала и размахивала руками.
Нет, это были не руки – крылья. Не было сил остановиться!
Вечером дядя Серго сказал отцу.
– Уж очень она у вас впечатлительная. Надо к ней осторожней подходить.
– Нет, – ответил Саша-джан, – её надо закалять. Впереди жизнь. Должна быть стойкой.
Закалять? Как закалять? Это интересно!
…Вечерние кипарисы неподвижные как чёрные свечи вершинами доставали небо. Неподвижны как чёрные свечи. На Давидовой горе загорелась дорожка фуникулера.
На балконе весело. Дядя Котэ подарил маме бурдючок молодого вина.
– Самый лучший сорт маджари, – говорит, прищелкивая пальцами. – Пах! Пах! Танцует!
Отец разливает вино по бутылкам, угощает всех. Маджари пенится. Нас с Лялькой тоже угощают. Лялька залпом выпивает вино из маленького бокальчика и просит ещё.
– Что ты! Генацвале! Разве можно так? Много выпьешь – плясать захочешь. Голове хорошо, а ноги не ходят, – треплет её волосы дядя Котэ.
– Налей в графин, – просит мама, – поставим в столовую – пусть, кто хочет, понемногу пьёт.
Вино в графине под горящим электричеством кажется ещё прекрасней. Бродим с Лялькой вокруг стола. Не можем наглядеться. Вино: то розовое, то желтое, то светло-зеленое.
– Чай пить! – кричит нянька. – Самовар готов.
…Как хорошо! В саду пахнет свежеполитой землёй. В темных кустах сверкают белые головки ночных красавиц. Беседка осыпана красными розами. Лампа отбрасывает на стены беседки замысловатые тени. На клеёнке – горшки с мацони, головка кобийского сыра, блюдо с кресс-салатом и тархуном, корзина с гроздьями черного и белого винограда. Лялька садится рядом со мной, крепко держит за руку. Ей и интересно и страшно.
Дядя Котэ разливает в стакан вино, поглаживает черные усы. Поднимается. Просит слово для тоста.
– Пусть наша дружба будет всегда такой прекрасной, как наши горы! Каждый из нас таким твердым, как наши скалы! Жизнь, бурлящей как горные реки, сметающие лишнее с земли.
Все вскакиваем с мест, чокаются.
– Ты, дорогой Котэ, настоящий философ! Молодость твоя нескончаема! Запевает любимую песню:
Лицо отца становится строгим и даже далёким.
Люблю слушать, как поёт грустное. «Соловьем залетным юность пролетела. – Вот и вспомнили… заключает дядя Серго.
– Расскажи, о своей поездке, – обращается дядя Котэ к отцу. Ты ведь объехал весь Борчалинский уезд.