Детские годы в Тифлисе Люся Аргутинская

Люся Аргутинская

Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога.

Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году, в семье, в которой сошлись линии исторических культур.

По предкам отца: от древних цивилизаций Египта и Персии.

По предкам матери от России. Её мать Клавдия Ивановна Рогожина – дочь московского купца первой гильдии Ивана Ивановича Рогожина, явившегося (как утверждает семейное предание) прототипом Рогожина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот».

Как и А. М. Аргутинский-Долгорукий, Клавдия Ивановна связала свою жизнь с народовольческим движением. На её наследство в Сибири была основана заимка, которая служила укрытием беглым политическим заключенным.

Исторические мотивы Л. А. Аргутинской-Долгорукой обретение литературного самосознания.

Неожиданная смерть оборвала задуманное в начале обширного замысла. Но чётко прописано главное – эмоциональное становление литературной личности, что позволяет рассматривать рукопись как самостоятельное произведение.

Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга.

Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.

Там же встречает Октябрьскую революцию, вступает в Красную Армию. Военная судьба была благосклонна к ней. Пройдя сквозь четыре войны, заканчивает боевой путь в Праге гвардии капитаном.

По воспоминаниям однополчан ей были свойственны бесстрашие и товарищество.

Биографическая линия её жизни связана с художественной литературой.

Первая большая книга о гражданской войне «Огненный путь» получила поддержку Алексея Максимовича Горького.

В письме к Л. А. Аргутинской Алексей Максимович Горький писал: «Надо видеть себя в ряду своих героев и чувствовать себя не только их верным товарищем, но – немножко – и учеником, ибо каждый из нас – ученик множества людей».

Слова великого писателя указали на взаимодействие реального и символического, раскрытие которого составило ведомую ей творческую задачу.

Второе крупное произведение «Страница большой книги» – уникальный лирический репортаж о становлении нового общества в Казахстане; было отмечено международным писательским сообществом. Немецкий автор того романтического времени писатель Эгон Эрвин Киш назвал книгу лучшей работой в Европе в области журналистики. Не случайно книга оказывается в числе книг, которые были во времена гитлеризма сожжены в Германии.

В конце 30-х годов Л. А. Аргутинская публикует очерк о героине гражданской войне Татьяне Соломахе.

В 1941 г. этим именем называет себя Зоя Космодемьянская.

Мать Зои Л. Космодемьянская вспоминает в своей «Повести о Зое и Шуре» о незабываемом впечатлении, которое произвел на Зою очерк Л. А. Аргутинской. Это была высшая оценка её эмоционального труда.

Писатель выбирает героев. Выбор осмысляется метафорами собственной жизни, строем души.

Книги, помогающие «остановить мгновенье», составляют предмет проникновения в скрытое.

Глубина проникновения зависит от взаимодействия литературного и биографического.

В день, когда Зоя на допросе назвала себя Таней, Люся Аргутинская воевала поблизости, на ближних подступах к Москве.

«Повесть о любви и ненависти», «На севере Ладоги», «Земля в крови», «Пламя гнева», «Крылатые люди» – книги, в которых раскрывается повседневная этика личной отваги, подготавливающей подвиг должного…

«Детские годы в Тифлисе» – произведение, созданное высокой душой.

Повествование ведется от имени 12-летней девочки Нины. Это и есть Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (Люся Аргутинская), принявшая имя любимой сестры Нины. Сама же Нина Аргутинская-Долгорукая (моя мать) выступает под именем Ляли.

Такой литературный прием даёт свободу анализу, предвосхищать, истолковывать характеры героев.

Книга «Детские годы в Тифлисе» написана просто и точно. Исторические факты выверены по источникам. Хроника семьи проработана на семейных советах.

Но это не просто воспоминание – исповедь, энергия личного опыта, эмоциональное воскрешение смыслов событий.

В книге слышится аксаковская печаль, светлое поминание родителей, родного крова.

Поучительна историческая связь между литературными и бытийными границами характера юной княжны, вступающей в бурные времена военных, духовных и социальных испытаний, требующих стойкости и благородства. С 1948 года по год смерти в 1968 году Л. А. Аргутинская жила в деревне Дуни-но близ Звенигорода, по соседству с М. М. Пришвиным. Была дружна с Валерией Дмитриевной Пришвиной.

В доме Пришвина жили в свое время Вера Фигнер и народоволец академик Бах, с которыми тесно сотрудничал мой дед князь Александр Михайлович Аргутинский-Долгорукий.

В дунинском доме – её последнем духовном приюте Л. А. Аргутинская обратилась к осмыслению событий, связующих пласты исторического времени.

Москва, Лялин переулок.

2016 год

Ян Вильям Сиверц ван Рейзема

(А. И. Аргутинский-Долгорукий),

академик РАЕН, кандидат исторических наук

Ночь. В доме тихо. Крупные капли дождя бьются о стекло в потолке.

Вспыхивает молния, и тогда открываются стены с пестрыми обоями, камин в углу, стол с игрушками, комод, пустая нянькина постель с откинутым в сторону одеялом.

Куда же девалась нянька?

От ударов грома вздрагивают стены. Становится страшно. Чтобы не закричать, ныряю с головой под одеяло.

Кричать нельзя – в дальней комнате: больная мама.

Съежившись, прижимаю колени к подбородку. Лежу, боясь шевельнуться…

Вот уже гром доносится издалека. Снова тишина.

Врываются торопливые шаги, встревоженные голоса. Что-то с грохотом падает в столовой.

Сквозь прикрытую дверь в столовую просачивается свет лампы.

С горящей свечой возникает нянька.

– Что с тобой, дитятка? – спрашивает нянька, целует мое мокрое от слёз лицо. – У нас такая радость. Родилась девочка. Теперь у тебя маленькая сестрёнка.

Перестаю плакать, с изумлением смотрю в нянькино лицо.

– Девочка? – сердито спрашиваю. – Зачем девочка? Не надо. Не хочу! Умоляюще смотрю на няньку.

– Да что ты? Господь с тобой!.. Всю ночь не спали – все сбились с ног.

Нянька берёт меня на руки. Баюкает.

– Ты моя!.. Ты моя!.. Ты моя!..

– Не хочу другую девочку! Не хочу!

Нянька крепче прижимает меня, повторяет:

– Ты моя!.. Ты моя!.. Ты моя!..

…Утром просыпаюсь: говор и топот. Это брат Витя, сестры Наташа и Соня собираются в гимназию. Перед уходом забегают в детскую. Но сейчас они на даче.

В доме неуютно. Суетятся незнакомые женщины в белых халатах, приезжают доктора.

Перехожу из комнаты в комнату, слышу:

– Не болтайся под ногами. Иди гулять во двор.

Что буду делать одна, во дворе?

Даже Саша-джан, («Саша-Джан» – домашнее имя князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого. – Прим. Ред.) проходит мимо меня в комнату мамы, лишь мимоходом гладит меня по голове.

Понимаю – маме плохо. К маме не пускают…

Сад и беседка обвиты цветущими розами. Какие они огромные: белые, желтые, красные.

Посадил их отец. В Тифлисе ни у кого нет нигде таких прекрасных роз. Каждый вечер отец поливает их из длинного шланга. С восхищением слежу за цветными брызгами, взлетающими в небо… Иду мимо кипарисов, персидской сирени, китайской мимозы, вдыхаю запахи. У стены, увитой диким виноградом, – стол и скамейка.

В беседке тоже пусто. Прохожу в конец сада к холмику. Под ним зарыта Булька – любимая наша собачка. Каждое утро она провожала брата в гимназию, на другом конце Тифлиса. Буль-ка ехала с папой на конке, провожала до подъезда гимназии и, снова забившись под скамейку, возвращалась домой.

А теперь Булька зарыта. Одна. Надо ей что-нибудь подарить. Бегу на грядку, срываю мамины розы, осторожно кладу их на Булькин холмик.

Когда мама узнает, конечно, обрадуется, её девочка не забыла про Бульку.

Присев у Бульки, поглаживаю ладонью по траве, подражая нянькиному напеваю:

– Ты моя! Ты моя! Ты моя!..

Спиной ко мне – нянька и незнакомая женщина; наклонившись над столом, разворачивают какой-то пакет.

Затаив дыхание, подхожу на цыпочках, заглядываю через спины.

Между белыми пеленками и ватой показываются маленькие ножки, затем ручки с длинными, как у лягушонка пальчиками без ногтей… Я с удовольствием рассматриваю сморщенное маленькое личико. Оно поворачивается из стороны в сторону и, вдруг жалобно мяукает.

Подхожу ближе.

– Куда ты? Зачем? Отойди! Вскрикивает нянька и выпроваживает меня из комнаты.

Стою на балконе… Громче и громче заливаются сверчки. Кто-то меня зовет.

Это сосед – Санька.

Через ступеньки спрыгиваю бегу к забору.

В щелочке видны тёмные Санькины глаза.

– У нас девочка! – захлебываясь, шепчу я, подражая нянькиному голосу. – Лягушонок!..

В комнате горит ночник. Нянька опять у девочки.

Мне так жалко себя. Раньше нянька раздевала меня, садилась рядом и пела, пока не засну. Теперь я – никому не нужна.

Недавно у Саньки умер брат. Его положили в гроб и засыпали цветами. Нет, это умер не он. Это умерла я. Лежу в мягком в маленьком гробу. Кругом плачут, нянька причитает:

– И на кого ты нас покинула? Бросили тебя одну, сиротинушку.

Так причитала Санькина мать, когда хоронила сына. Вижу маму, отца – они тоже плачут.