Были и другие создания, тоже человеку враждебные, но не исконные, а родившиеся уже от самих людей. От злобы людской, от зависти и в сердцах брошенного бранного слова, расползались по домам чёрные слизняки – шахтаны. Взрослых не трогали, выбирая добычу послабее и послаще – маленьких детей, только что народившихся ягнят, телят или жеребят. Присасывались шахтаны к тонким шейкам, выпивали до капельки жизненную силу.

Когда хозяйки в домах грязь разводили, про метлу да тряпку забывали, заводился под полом бесёнок-лиходей, Наки-Тырнаки. Пугал детишек стуком да стрёкотом, цветы в горшках расписных высушивал, из пирогов начинку выгрызал.

А ещё были уж совсем чудища-страхолюдины, которым мало было жизненной силы и страха человеческого. Те, что пили живую кровь, вселяясь в умерших. Вильдринги называли их льяхами, светозарины – вомпэринами. Урманичи нарекли чудищ кан-ириши и боялись больше всего.

Про всех них знала Зейфира-суми. Затвердил Олесь со слов наставницы наговоры обережные, навострился сходу замечать чёрные рожки слизней-шахтанов да носить в кармане заветный мешочек с крупной солью.

Учила Зейфира Олеся и обычные хвори лечить – травяными настоями, мазями на медвежьем жиру, заговорённой водой. Учила крови не бояться и сшивать страшные раны нитками из воловьих сухожилий. Роды принимать, из запоя выводить, будущее рассказывать по разложенным на чистом полотне речным камушкам – всему учился Олесь, и уходило по каплям синее сияние из мальчишеских глаз, сменяясь холодным серебряным блеском.

Молод ещё был новый ведун-суми Ураз-Теримы, но никто бы не сказал, что несведущ. Понемногу отходила от ежедневных забот старая Зейфира, всё чаще звали урманичи Олеся в свои дома на подмогу, и ни разу не уходил сын Дахира от больных да страждущих с пустыми руками. А уж слов благодарственных слышал столько, сколько обычный человек за две жизни не услышит.

Гордился сыном Дахир-пасечник, задирали носы Васыл с Тимехаром, только Олюна гладила Олеся по отросшим до пояса светлым волосам и прятала слезинки за расшитыми рукавами рубахи.

Комеш-Кар, Серебряноглазый. Долгий век подарит ему сила суми. Долгий и одинокий.

– Я же красивая, да, Комеш-Кар-суми?

– Красивая, Айнагуль-джан. Больше не болит колено?

– Совсем не болит! Спасибо, вылечил меня! – вскочила на ноги тоненькая ясноглазая девушка, закружилась по просторной комнате в доме ведуна. – Танцевать смогу всю ночь, до самого утра! А ты придёшь сегодня ночью к костру, Комеш-Кар-суми?

– Приду.

– Будешь со мной танцевать? – подошла поближе ясноглазая, тронула несмелой ладошкой гладкую щёку, отвела светлую прядь. – Ты самый красивый в Ураз-Териме, Комеш-Кар-суми.

– Буду, Айнагуль-джан. Обязательно станцую с тобой.

С любой может закружиться в танце молодой ведун. Ни одна девушка в Ураз-Териме не откажет ему – ни в танце, ни в поцелуе. А захотел бы – любая пошла бы с ним в его дом, или под сень близкого леса, или на берег озёрный, где в густой траве мерцают золотые светлячки.

Не захочет. Красивое сильное тело не жаждет нежной ласки, не тоскуют по жарким поцелуям чётко очерченные губы.

Комеш-Кар-суми. Серебряный взгляд, спокойное сердце. Доброе сердце – но закованное от пламени любовного в ледяную броню колдовской силы.

«Чтоб разбудить и выманить наружу золотую рысь из дитяти, подаренного жене человеческой Двуликим, надобно запереть Виер-Яртыша в то время, когда красная луна, Ухира, иззубрит свой край, а серебряная луна, Аэ, начнёт расти. Запереть надлежит в доме с крепкими стенами и прочными засовами, но не каменном, а то вытянет серый камень золотую силу из Виер-Яртыша. Деревянным должен быть дом, а наилучше всего будет, если Виер-Яртыш своими руками его построит. Как закроется за дарёнышем крепкая дверь, надо сторожить его дённо и нощно, воду лишь чистую подавать в оконце малое, а еды не давать – ни мяса, ни рыбы, ни хлеба. Как только закричит Виер-Яртыш звериным голосом за крепкой дверью, засовы надобно скидывать и сторожившему со всей силы бежать прочь – не то нападёт на него оголодавший Виер-Яртыш, разорвёт в клочья и обезумеет, в зверя обратившись. Недопустимо то, чтоб первой кровью для полукровки-зверёныша людская кровь стала – потому дом заветный строить надлежит в глуши лесной, от всех поселений вильдрингов вдали, а того лучше – во владениях урманичей, где леса гуще всего растут и зверья всякого превеликое множество. Как отведает Виер-Яртыш живую кровь, звериную иль птичью, так проснётся в теле его золотая рысь, наполнит руки и ноги силой немереной, сердце – отвагой невиданной, глаза сделает зоркими, нос – чутким. Выждать надобно до той поры, пока не научится Виер-Яртыш с рысьей силой справляться, а до тех пор отпустить его по лесам одного бродить. Как только уравняется в Виер-Яртыше разумение человеческое с нравом звериным, сам он в родной дом вернётся и на защиту его встанет».