– Да нет, так… Отца сопровождал. На пару дней в Нью-Йорке останавливались, а потом снова на пароход. Обычный портовый городок… Так что ничего особенного там нет, увы – загадочно произносит Милош, томно поглядывая на Славицу. Затем устало достает дорогой австрийский портсигар, и вынимает тонкую сигарету.

На девушку это не производит никакого впечатления, так как снизу доносится глухой, но отчетливый скрежет металла. Внезапный, он обращает внимание всей компании, приглушая все междуусобные разговоры. В цеху становится тихо. В замирающей тиши еще слышнее как лязгает тяжелый засов входной двери.

Проходит несколько секунд напряженного прислушивания, в этом состоянии всю компанию покрывает всеобщий мрак.

Раздаются выдохи изумления и тревожное перешептывание. Слабый свет сумерек из крошечных окон лишь понемногу освещает большое помещение цеха. Находящийся у окна Лука, вглядывается в темноту вечера.

Джура же встает первым на ноги и стремительно направляется к выходу. За ним, так же безмолвно, синхронно и не сообщаясь, встают Кристиян, Талэйта и Вукашин. Последними, не выпуская бокалов, выходят Яков и Йожин.

– Кто это может быть? – беспокойно озирается Славица, явно намереваясь последовать за ушедшими, но не решающаяся.

– Благодарные зрители, моя дорогая. Хотят присоединиться к нашему празднику, отметить шливовицей твою прекрасную игру, – шутит Милош, одиноко улыбаясь, среди серьезных и напряженных лиц.

– Там кто-то выкорчевывает нам двери. Вряд ли им так уж понравилось наше выступление – грустно вздыхает Тияна. – Пойдемте вместе посмотрим.

– Да-да, пойдемте все вместе, – подхватывает Славица, спрыгивая с места.

Тем временем, Лука, резко отходит от окна, вздыхает и обеспокоенно озирается.

– Нам лучше уйти. Кажется, это те самые… палилульцы.

– Кто?

– Палилульцы. Хозяева фабрики.

– Что ж мы стоим? – восклицает Славица, – побежали!

– Вот и я о том же – соглашается Лука. – Бежим!

И оставшаяся четверка, поспешно скрывается в темноте дверного проема.

Топот ног, спускающихся по узкому лестничному коридору, заглушает короткие, сбивчивые переговоры, роняемые на ходу. На втором пролете раздается мужской возглас, затем шаги стихают, и где-то на фоне становится слышно, как с шумом скрипит петлями железная дверь.

В темноте различимо только дыхание, судорожное, нервное, безуспешно пытающееся стать приглушеннее.

– Куда дальше? – раздается во тьме девчачий голос

– К черному входу, – отвечает ей тишина.

– Я не вижу ничего!

– Я тоже. Надо спешить!

– Стой, давайте вооружимся чем-нибудь?

– Чем? Да и не видать же ничего?

– А вы где?

– Кто?

– Я вас не вижу.

– Стой, я тут одна. Протяни руку.

– Тяну. Вот я. Иди сюда.

– А, вижу. То есть чувствую. А… ты одна?

– Да-а… Парни? – в голосе слышатся нотки тревоги. – Вы где? Идите сюда. Эй! Парни… Лука! – шепотом зовет голос. – Хватит, это не смешно! Нужно нашим помочь! Не время играться, выходите, вы! Милооош! Иди сюда, не то придушу!

– Ну-ка тсс! – шипит второй голос.

Тишина воссоединяется с темнотой на несколько секунд. Происходит прислушивание к этой гармонии.

– Пойдем! – твердо зовет первый голос.

– Куда?! А парни?

– Их тут нет.

– Как так «нет»?!

– Не знаю… Бежим к нашим. – отозвалась темнота.


**** **** ****


Внизу оказалось почти светло – отблески уличного освещения заходят до самого первого марша ступени, с которой Джура и остальные бесшумно скатываются в глубину коридора. Под лестницей есть небольшой закуток, в котором располагается электрический щиток. Других помещений, кроме одной двери с кладовой у входа, не было, а половина длины коридора занята брошенными остатками бычьей головы.