– Всё хорошо, не бойтесь, – каждый раз Джераб говорил эти слова и улыбался нам, как будто пытался внушить, что это просто нам кажется, ничего этого нет, это просто кошмар, просто сон и мы сейчас проснёмся. Он не переставал шептать всякие глупости, лишь бы нас отвлечь от того, что происходило снаружи.
Руки старика тряслись, и отряхивали бороду от мелких камешков. Я посмотрел на него и подумал, сколько же ему лет? Я ни разу у него об этом не спрашивал. Но он был очень стар, я порой удивлялся откуда столько шустрости в движениях и силы в руках.
– Дядя Джераб, а сколько тебе лет? – спросил я, когда звуки стали тише и вопросительно уставился на деда.
– Семьдесят восемь лет мне уже сынок, старый совсем да? – с улыбкой, виднеющейся сквозь седую бороду, прошептал дед.
– Это очень много, – сказал я и задумался. – Как же у тебя хватает сил? Ты и воду таскаешь через огромное поле, и за птицами бегаешь.
– Хочешь сказать, что мне пора на покой? – Джераб тихо засмеялся и подмигнул мне, – вот когда передам вас хорошим людям в безопасное место, тогда и буду отдыхать. А сейчас мне нельзя, рано. Как вы без меня, малые совсем. Пропадёте ведь.
Джераб сказал последние слова без улыбки и посмотрел куда-то сквозь нас.
– Дядя Джераб, у тебя ведь тоже никого нет, ты один, как я и Кифа
Старик несколько минут молчал.
– Карим, ты никогда не должен думать, что ты одинок, – он указал пальцем на мою грудь, – весь мир в тебе, и ты еще не понял, как много там всего помещается, – дед с улыбкой привалился к стене и закрыл глаза.
– Никогда не поздно начать всё заново. Никогда не поздно создать свой собственный мир.
Глава 2
Я проснулся когда на улице было уже совсем темно. Керосиновая лампа мягко освещала наше укрытие, но совсем не согревала. Кифа тихо посапывала в ворохе старой одежды, которая служила ей постелью. Я прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Ненавижу просыпаться по ночам, лежать и прислушиваться к звукам вокруг, всё кажется таким жутким. Надо как-то заснуть..
Я снова, как и каждую ночь, стал вспоминать маму, её тёплые руки и родные глаза. Мне до сих пор кажется, что она гладит меня своей мягкой рукой по щеке, как будто она здесь, рядом со мной. В глазах защипало, было темно, все спали, и я мог дать волю своим слезам. Но не стал, дал себе слово, что плакать не буду больше, никогда не буду. Когда позволяешь себе слёзы, будто открываешь своими руками свою же грудную клетку и туда заходит ветер и холод, и ты начинаешь чувствовать себя слабым и беспомощным. Я не хочу быть слабым. Слабые очень быстро умирают. Закусив губу, я прислонился щекой к холодному камню и закрыл глаза. Спустя несколько минут я услышал шевеление и сдавленный хрип. Резко соскочив с места, я рванулся к углу где спал дядя Джераб. Схватив керосиновую лампу, я приблизил её к бледному лицу старика.
– Дядя Джераб, что с тобой? – Лампа осветила морщинистое лицо с синеватыми пересохшими губами.
– Дышать тяжело, – сынок дай мне воды, – я рванул к ведру с водой и быстро набрав её, поднёс железную кружку к губам старика и дал ему сделать несколько глотков.
– Дядя Джераб я боюсь, что мне сделать скажи? – трясущимися руками я погладил холодный лоб деда и со страхом вгляделся в его глаза.
– Чем ты мне поможешь мой мальчик, – ты ведь так мал, видно совсем немного осталось у меня времени.
– Джераб, я знаю, у тебя оставались таблетки, где они? Помнишь мы их находили в разбитом доме Махмеда, куда ты их положил?
– Я их отдал
– Кому? Они же тебе нужны, у тебя же сердце совсем больное.
– Хатифе, она в конце улицы живёт, у неё муж без ног остался и дитя, ей нужнее. Старик закашлялся и откинул голову на холодную стену.