– А теперь я спрошу вас прямо – как это касается дела, о котором шла речь в письме? – Лёвенштерн уже злился на красноречивость своего собеседника.

– Пока Остзейский край – часть России, его можно отдать хоть кому. Если он станет независимым королевством, это будет уже сложнее сделать… – граф усмехнулся. – Но вот я вам всё и объяснил, Иоганн-Вальтер-Германн-Александр Ригеман фон Лёвенштерн, – добавил он, глядя Жанно в глаза. – Моё мнение: Кристхен вспомнил о Деле слишком поздно. Пален гоняет чертей на своей мызе. Самым влиятельным балтом при власти остался он сам. Но в моём брате нет задатков временщика. Как там в «Макбете»: «Ты жаждешь сильно… Но жаждешь свято». А мой брат всегда хотел многого, но не имел достаточной злости, чтобы получить всё сразу. Когда возник шанс – ему, видите ли, стало страшно. Но, впрочем, у него ещё есть возможность войти в историю. Пусть доверяет своей жене – вашей троюродной сестре, кажется?

При упоминании о Доротее Лёвенштерн слегка покраснел и молча кивнул. Потом, опустив голову, проговорил недоумённым тоном:

– Вы хотите независимого королевства Ливонского, подобно тому, как раньше было герцогство Курляндское. Но… как же? И возможно ли? Сказки какие-то.

– Я прожил на этом свете почти сорок лет и могу сказать, что сказки чаще всего основаны на реальных событиях, – Ливен облокотился на подоконник. – И у меня был учитель – не герр Брандт, а другой, о, совсем другой, и много позже достопочтенного пастора – который говорил, что возможно даже самое невероятное.

– Но ведь это очень рискованно. Отделяться, устраивать восстание, – у Жанно голова шла кругом, всё происходящее казалось абсолютно нереальным, а слова Карла – сущим бредом. О чём он? Неужели его младший брат, такой трезвомыслящий, тоже во всём этом участвует? Не может такого быть!

– Сразу видно, что в ваших жилах течет горячая итальянская кровь, – граф как-то хищно, по-волчьи, улыбнулся. – Всё-то вам мерещатся восстания, кровопролитье без конца. Мы, балты, умеем ждать – столько, сколько нужно. И умеем быть жестокими к врагам.

…Они сидели ещё долго, и Лёвенштерн сам не понимал, почему он не может просто взять и уйти от этого человека. Они ещё и пили. И в Карле, как и в Кристофе с Иоганном, было это странное свойство – некая душевная «цепкость». Но, в отличие от младших братьев, Карл фон Ливен говорить любил. И выудил из Лёвенштерна все, что тот мог рассказать. И сам не остался в долгу, поделившись своими воспоминаниями. Графу было что поведать, особенно про войну. И про дуэли – он во время оно прекрасно фехтовал и сам учил ныне своего старшего сына Андреаса основным приемам.

– Я раньше считал, что это глупый обычай – готовить всех сыновей до единого в офицеры. Если кто хилый или чахоточный – то ладно, в дипломаты, – говорил Ливен-старший, – Но ныне думаю, что дворянин – и, тем более, остзейский дворянин, – должен владеть всеми видами оружия.

– Медицина – тоже полезный навык, – добавил барон. – Мне пригодился. Вот, – и он продемонстрировал давешний шрам от дуэли на руке. – Зашивал сам.

– С кем дрались? – поинтересовался Карл.

– С папистом, – усмехнулся Жанно.

За окном уже погас закат, когда они перешли к военным воспоминаниям.

– Под Аккерманом был лютый п-дец, – последнее слово граф проговорил по-русски. – Я чудом вышел живым из четырёх дел, и всё для того, чтобы потом чуть не сдохнуть от лихорадки. Там все этим болели – гиблые места, болота и гниль.

– Так всегда – от пуль и ядер ещё спрячешься, а зараза обязательно настигнет, – согласился Лёвенштерн.

– Потом – Финляндия. Это братоубийство. Вы знаете, что Ливены были сподвижниками Карла Двенадцатого? Забавно, что на шведскую войну матушка Екатерина предпочитала отправлять остзейцев. И только остзейцев. Вроде наказания.