В зеркале заднего вида вдруг коротко мелькнул луч света. Он блеснул на мгновение и исчез. Где-то далеко послышался еле слышный звук мотора. Тонкий лучик света снова мелькнул в зеркале. Неужели, кто-то едет в эту сторону. Эти двое не станут меня убивать при свидетелях. Я схватился за этот кусочек надежды, как утопающий за спасательный круг. С напряжением всматривался я в узкое зеркало впереди меня, вслушивался в ночную тишину, но зеркало было темным и слышен был только звук струящейся воды и разговор двоих под кустарником. Редкая тучка закрыла луну, и всё вокруг погрузилось в черноту. Светящийся окурок сигареты полетел в сторону воды. Из меня уходила надежда, и я опять наполнялся страхом. Я всматривался в стоявших впереди двух людей и пытался уловить, о чём они говорят. Их разговор стал громче. Вдруг один силуэт исчез. Что-то закричал второй. Он стал нагинаться вперёд и неожиданно тоже исчез с моих глаз. Всё это происходило в течении каких-то секунд и сопровождалось глухим хлюпающим звуком, напоминавшем мне звук входящей в землю пули, когда на военных сборах во время учебной стрельбы я не попадал в цель. Стало угрожающе тихо. Я испуганно, чуть ли не в трансе, сидел на сиденье и всматривался в ту сторону, где только что стояли два человека. Прошло минут пять. Никто не поднимался с земли. Луна по-прежнему была закрыта тучей, и поднялся порывистый ветер. Дверь машины с моей стороны резко открылась. Я хотел повернуться в ту сторону, но чья-то ладонь больно упёрлась мне в лицо. Я почувствовал, как что-то холодное и острое прошлось по моим рукам. Завязанные на руках верёвки ослабли. Ладонь с силой толкнула меня на сиденье. Я упал на бок. От машины быстро удалялся кто-то, но увидеть, кто это был, у меня возможности не было. Прошло ещё минут пять, пока я освободился от верёвок. Из левой ладони сочилась кровь. Вдали снова послышался шум мотора и тут же пропал. Я вытер кровь на ладоне о сиденье машины и вышел из неё. Голова кружилась, и мне пришлось опереться на дверь, чтобы не упасть. Когда головокружение прошло, я пошёл в сторону кустарников. Верзила и его друг лежали на земле без движения. Там, где их головы чуть ли не прикасались друг к другу, расплылось тёмное пятно. Я уже знал точно, что это кровь. Опустившись на одно колено, я попытался нащупать пульс сначала у верзилы, потом у его друга. Они были мертвы. Я быстро встал и пошёл в сторону города. В моей голове продолжала пульсировать боль, болела порезанная ладонь, но я не обращал на это никакого внимания. Мне хотелось как можно быстрее исчезнусть с этого места. При этом, я совершенно не задумывался над тем, кто мог стрелять, кто разрезал мне верёвки на руках и откуда этот человек мог знать, что происходит на берегу реки. Через полчаса быстрой ходьбы я был на окраине города. Здесь, выбирая наиболее тёмные стороны улиц, я шёл ещё минут сорок к дому Жоры. Дом был тёмен. Не видно было ни одного огонька. «Жигулей» во дворе тоже не было. Я осторожно открыл дверь и вошёл в дом. В ванной снял с себя замаранные кровью брюки и рубаху и смыл под краном не совсем ещё засохшие пятна крови. Все органы внутри меня продолжали мелко дрожать. Не стало легче под душем. Минут десять я мучил себя холодной водой, и когда совсем замёрз, вылез из под крана и вытерся насухо полотенцем. На голове, в том месте, по которому я получил удар, выросла шишка, и из рассечённой кожи сочилась жидкость. На кухне я достал из холодильника бутылку водки, смочил прихваченную из ванны вату и приложил её к ране. Налив в стакан грамм сто пятьдесят водки, выпил. Она обожгла всё внутри. Через пару минут внутренняя дрожь прекратилась. Прижимая вату к голове, я поднялся на второй этаж. В комнате Алии зажёгся свет. Она вышла из спальни, одетая в халат.