В поисках телесных наслаждений,

Прихожу на эти берега

Мне не надо тягостных томлений,

Балерин писавшего Дега

Не хочу условностей традиций

И не жажду плена аксиом,

А границы пошлых дефиниций

Разрушаю, как пустой фантом…

Дорога мне лишь одна свобода,

Та, что бесконечно хороша,

Вопрошаю «проклятого бога»

Разве эго – это не душа?

Аристарх самозабвенно совмещал всё то, что ему безумно нравилось – секс и творчество, и если бы не досадный звонок мужа Яны, то наслаждался бы этим бесконечно долго. Впрочем, неожиданная помеха мало что изменила, Яна, делая свой голос максимально трезвым, коротко донесла супругу, что сейчас закончит одно важное дело и сразу перезвонит, а потом умоляюще взглянула на Майозубова и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать. Галантный поэт, прямо из бутылки, аккуратно плеснул туда коньяк, а затем отхлебнул сам. После чего требовательно заявил, что ему нужно ещё, как минимум двадцать минут. Конечно, совсем не хотелось менять вечность на эти быстротечные минуты, но правила игры в любовников диктовали именно такую стратегию, ибо обманутый муж должен быть максимально спокоен, дабы не мешать маленьким женским радостям и не ощущать куст ветвистых «рогов» на своей голове.

Поэт почувствовал, что немного вымотан, поэтому закрыв за убегающей Яной дверь, лениво поплёлся на кухню, чтобы что-нибудь по-быстрому перехватить. На кухне его ждал страшно довольный Ельцин, который заговорщицки улыбался и предлагал добить оставшийся коньяк.

– Понимаешь, Аристарх, такой коньяк надо выпивать сразу, а то он, подлец, выветрится.

– Как скажете, Борис Николаевич, – гостеприимно отреагировал удовлетворённый Майозубов. Его дико обрадовало, что у него столь дорогой гость, поэтому поэт шустро помыл рюмку Яны и поставил перед знаменитым собутыльником.

– Какой ты вежливый, Аристарх, вот всегда бы так, – саркастично усмехнулся Ельцин.

– А как иначе, Борис Николаевич, вот люблю вас от души.

– Ну раз любишь – наливай. А у меня для тебя, кстати, подарочек есть.

– Какой подарочек?

– Завтра узнаешь какой, а теперь вздрогнули…

Глава пятая. Игры со временем.

Как удалось доползти до кровати, Аристарх не помнил, но сложилось впечатление долгого непрерывного процесса, из которого, правда, выпало несколько важных составляющих. Вот он пьёт с Ельциным, а теперь, перескочив сквозь нежданно возникшую черноту, с трудом открывает слегка отёкшие глаза. Казалось, промежуточный кусок жизни полностью стёрся из сознания. Это не радовало, но и не печалило, будучи обыденным переживанием нового опыта. Однако, некая растущая тревожность всё-таки присутствовала. Природа набирающего силу беспокойства ощущалась пока не акцентированно, впрочем, сонный мозг фиксировал пугающие странности и несостыковки, которых, в связи с переходом в стадию бодрствования, становилось чрезвычайно много. Так много, что полностью проснувшийся Аристарх не хотел верить тому, что видит. Во-первых, сначала почудилось, что он лежит не в своей комнате, но внимательнее приглядевшись, понял, что это не так. Квартира однозначно точно его, однако, новый, дорогущий ремонт и модная мебель привносили нотки чужого, незнакомого пространства. Впрочем, по-настоящему ошарашило совсем другое – он явственно увидел, что за окном лето. Когда Майозубов ложился спать, без любых сомнений царствовал январь, а с ним снег, холод и прочие «радости» бесхитростной московской зимы. Гений русской поэзии злился и отказывался верить тому, что фиксировали глаза и, конечно же, знал, что не спит. Аристарх никогда не путался между явью и сном, полагая, что подобное недоразумение – банальный атрибут нетребовательных женских романов.