…Три ближайших деревни: Уваровка, Врагово и Жидовиново жили немирно. Обязательно на каждом празднике затевалась буза.

Уваровские считались самыми отчаянными.

С понедельника парни вырубали колы и замачивали их в бочках с водой, чтобы в субботу с этими колами идти на гулянку к соседям. Так старики рассказывали, по крайней мере. Так это было или нет, кто теперь подтвердит, все давно к праотцам ушли.

И вот вчерашний разведчик Данила Житьев, отчаянная головушка, то ли от безделья, то ли от одиночества попал в шайку отчаянных парней, с которыми и ходил на гулянки озоровать.

Видимо, войны ему не хватило удаль свою растратить. Бывало, врывались они с разбойничьим посвистом в избы, где пировал народ, и учиняли дебош: вышибали окна и выбрасывали на улицу парней и мужиков.

Этот боевой клич гремел на праздничных улицах. И некому было унять распоясавшуюся молодежь.

Правой рукой у Данилы был Иван Базлеев, человек без роду и племени. Родители у него тоже померли, родни не было, женой не обзавелся. Базлеев и прежде держал в страхе всю округу. Он в одиночку мог разогнать любую гулянку.

Он ходил в мягких сапогах, голенища которых собирались в гармошку. Широкие штаны напуском закрывали половину голенищ, за голенищем торчала костяная рукоять финского ножа.

На нем всегда были белые рубахи тонкого фабричного полотна, которые стирали ему вдовые солдатки-любовницы, на плечи он накидывал незастегнутый пиджак…

И вот когда этот красавец появлялся в каком-нибудь доме во время гулянки или беседы, все вокруг замирало. Смолкали девичьи голоса, стихали гармошки, и парни старались не проронить лишнего слова.

Базлеев выходил в круг, который тут же становился широким, оглядывал гулянку орлиным взором и кивал гармонисту кучерявой русой головой:

– Валяй!

Гармонист неуверенно трогал голоса.

Иван сбрасывал с плеч пиджак, быстрым движением выхватывал из-за голенища финский нож и вонзал его в половицу посредине круга.

Это было зрелище не для слабонервных.

Нож еще продолжал вибрировать, а Иван, согнувшись почти пополам, вытянув вперед руки, начинал ломаться вокруг ножа, выписывая ногами замысловатые вензеля. Гармошка набирала темп, движения плясуна становились все быстрее и замысловатее, и вдруг он выпрямлялся, вскинув руки, и тогда воздух сотрясался от рева, исторгнутого из его глотки. Это был рев дикого вепря, дикого быка или медведя, выходящего на смертный бой с соперником…

Люди буквально растекались по стенам. И не было желающих выйти ему соперником на круг:

ревел Базлеев.

И только Леша Муранов, второй товарищ Житьева по шайке, имел право плясать в кругу с Базлеевым:

Третьим в шайке был прибылой. Его сослали сюда откуда-то с городов. Он был не политическим, а скорее уголовным. Зайков фамилия ему была. Он был похож на цыгана, кучерявый, на гармошке с колокольчиками играл.

У него даже наган был. А сила в нем была немереная.

Эта частушка была любимая у Зайкова.

И вот они и разъезжали на базлеевской лошади по деревням и учиняли там разбои да драки.

…Чем бы все эти похождения кончились для Данилы Андреяновича, один бог знает, если бы он не встретил однажды на празднике девчонку и не влюбился на раз.

Скоро уж дело к свадьбе, а такому ухорезу кто девку отдаст? Пришлось Даниле остепениться, гулянки прекратить, за ум взяться.