До офиса «Фортуны» от дома Анфисы можно было дойти бодрым шагом за двадцать минут. Но она решила ехать на третьем трамвае – чтобы убедиться, что Падзеев говорил правду и на этот раз. Тем более, времени в запасе оставалось предостаточно.

На трамвайной остановке, что располагалась прямо у ее дома, пестрела толпа. Как будто все петербуржцы решили опоздать сегодня на работу.

Наконец, на Мало-Калинкином мосту загремел трамвай. Толпа оживилась и двинулась ближе к рельсам. Командирские часы на Анфисиной руке показывали без пятнадцати десять.

Лишь только двери распахнулись, из салона выглянула голова кондукторши.

– Едем до площади Тургенева! Впереди трамваи встали.

Толпа пассажиров возмущенно загудела. Те, кто уже успели заскочить внутрь, с досадой выскакивали обратно и бежали в сторону автобусной остановки.

До офиса «Фортуны» Анфиса мчалась, как чернокожий бегун.

Массивные напольные часы в приемной «Фортуны» показывали без трех минут десять, когда Анфиса поздоровалась с секретаршей Ингой. Она изо всех сил сдерживала одышку: мол, пунктуальность – моё второе я. Вскоре из своего кабинета вышел Падзеев, держа под мышкой зонтик. Анфисе показалось, что в его взгляде мелькнуло злорадство. Хотя лицо оставалось как всегда приветливым.

– Говорят, на Садовой трамваи встали, – сказал он.

– Не знаю, я шла пешком, – улыбнулась Анфиса. И, посмотрев на зонтик в руках Падзеева, добавила. – Погода на удивление радует, сегодня снова обещали, что дождя не будет.

– Ты до сих пор веришь синоптикам? – ухмыльнулся Платон Альбертович, поправляя складки на зонте. – Я предпочитаю всегда быть во всеоружии. На всякий случай.

– Разве планерки не будет?

– Планерка через два часа. Я нарочно сказал тебе прийти пораньше. У нас с тобой есть одно дело.

Падзеев повернулся к секретарше. Та с легкой улыбкой и нарочитой деловитостью стучала длинными ногтями по клавиатуре: судя по скорости, это было сообщение в социальной сети.

– Инга, мы с Анфисой ненадолго удалимся. Будем к планерке. Ты подготовила ее рабочее место?

– Да, конечно, Платон Альбертович. Только вот… что делать с оставшимися вещами?

– Какими вещами?

– Ну, там, в ящиках остались бумаги и какие-то безделушки Пономарева.

– Наших документов среди них нет?

– Я смотрела, ничего, связанного с «Фортуной», там не осталось.

– Тогда свяжись с родственниками и предложи заехать за ними, если им нужны эти вещи.

– Но у него никого не осталось. Он ведь был сиротой.

– Действительно… – его лицо вдруг сделалось печальным. – В таком случае, оставь всё, как есть. Пусть Анфиса сама решит, что делать с этими вещами.

Падзеев снова повеселел и, повернувшись к Анфисе, кивнул в сторону выхода.

На лестнице Анфиса, наконец, решилась спросить.

– Тот, кто занимал стол до меня… Он умер?

– Погиб, – вздохнул Падзеев. И, пожав плечами, добавил: – Случайно.

Они шли размеренным шагом по Загородному проспекту, в сторону Невского. Позади остался Витебский вокзал.

– Я мог бы тебя передать сейчас в руки твоей непосредственной начальницы, – сказал Падзеев, – но я хочу лично ввести тебя в курс дела.

Дойдя до перекрестка с Гороховой, они свернули направо и остановились возле каменного Грибоедова. Поэт смотрел куда-то в сторону чебуречной на другой стороне проспекта: то ли разочарованный, то ли уставший. Падзеев как-то по-хозяйски осмотрелся, будто дачник на огороде, и почти торжественным тоном заявил Анфисе:

– Я долго ходил вокруг да около, говорил загадками и, вероятно, совсем запутал тебя…

– Не без этого, – честно призналась Анфиса, ожидающе глядя на Падзеева.

– Сейчас – никаких загадок и недоговорок. Я покажу тебе, как