Вадик. Она как раз думала о нём сегодня ночью, когда, закончив собирать чемодан и дорожную сумку, возбуждённая предстоящим отлётом и скорой встречей с сыном, вертелась в кровати и никак не могла уснуть. Потом встала, пошла на кухню и заварила себе мяту с лимоном и ложечкой мёда – верное средство, всегда помогавшее ей от бессонницы. И долго сидела у открытого окна, ожидая, пока остынет волшебное снадобье и борясь с желанием покурить. И думала о сыне. И о Вадике. Почему-то в последние годы, особенно после того, как сын уехал в Канаду, она всё чаще думала о них вместе. Она не хотела этого. Но против её воли рядом с образом сына постоянно возникал образ Вадика. Его отца. Которого он ни разу не видел.

Инна досадливо поморщилась. А ведь день начинался так хорошо… После того, как выпила тёплый душистый напиток, она быстро заснула и легко встала в шесть часов, полностью выспавшаяся и отдохнувшая. Ей всегда требовалось немного времени для сна. Завтракать она не стала, хорошо зная, что тётка первым делом, не слушая возражений, усадит её за стол. Она быстро доехала до нужной станции и к дому пошла не по прямой асфальтовой дороге, а по сухой  узенькой тропинке, огибающей жиденькую берёзовую рощицу, к которой выходила задняя сторона тёткиного участка, крайнего на этой улице. Весна в этом году выдалась ранняя, необычайно тёплая, Инна шла одна, ей было весело, она с удовольствием смотрела по сторонам, любуясь молодой кудрявой листвой, свежей, шелковистой, ещё никем не топтанной травой, яркими жёлтыми цветками мать-и-мачехи и с наслаждением вдыхала прохладный вкусный утренний воздух, в котором уже слышался намёк на упоительный аромат распускающейся черёмухи. Инна всегда замечала мелкие детали, различные нюансы, она вообще считала, что жизнь состоит из мелочей, приятных и неприятных; первым она всегда искренне, по-детски радовалась, из-за вторых также непосредственно и бурно огорчалась. Настроение у неё менялось часто и резко, без промежуточных стадий и, как казалось окружающим, без видимых причин. Сейчас она шла лёгким, танцующим шагом, поглядывая вверх, на нежно-зелёные дымчатые верхушки берёз, сквозь которые решительно пробивались горячие лучи рассветного солнца, и в такт шагам покачивая пластиковую корзину-переноску, в которой сидел меланхоличный Тихон. Жить на даче он любил. Инна часто уезжала и каждый раз привозила его к тётке, единственной своей родственнице, которую очень любила. Тётка, несмотря на свои шестьдесят пять, была жизнерадостная, лёгкая, невероятно энергичная и такая же, как племянница, эмоциональная. Наверно, поэтому им всегда было хорошо друг с другом. Она встретила Инну у калитки, расцеловала, отобрала Тихона и потащила в дом. У неё уже был накрыт к завтраку круглый стол в гостиной и витали обожаемые Инной запахи горячей сдобы, ванили и свежемолотого кофе.

– Сейчас, сейчас будем завтракать, – весело приговаривала она, насыпая кофе в старый медный кофейник с длинным изогнутым носиком. Неизвестно где и когда сделанная посудина была весьма помята, но тщательно, до огненного блеска, надраена. Вокруг горловины вился затейливый узор. Тётка уверяла, что арабский.

– Опять уезжаешь? – Не отрывая взгляда от стоявшего на огне раритета, спросила тётка, – на этот раз куда?

– В Канаду, к Димке, он сколько времени уже зовёт, да ты же знаешь, всё как-то не получалось… А теперь собралась, он приглашение прислал, так удачно всё совпало – у него отпуск, и у меня на работе передышка, смогла вырваться. Завтра улетаю. Что тебе привезти?

– Камень с Ниагарского водопада. И фотографии, – не задумываясь, ответила тётка и ловко подхватила нарядной рукавичкой кофейник с поднявшейся шапкой плотной пены. – Я имею в виду, водопада и Димочки. И невесту его сфотографируй, и дом, и машину. Он писал, у него машина новая.