И улей серафимов.

ДЕСЯТЫЙ СВЯЩЕННИК

И голубятня херувимов.

ОДИННАДЦАТЫЙ СВЯЩЕННИК

И аллея в райских садах.

ДВЕНАДЦАТЫЙ СВЯЩЕННИК

И овечья тропинка.

ПЕРВЫЙ СВЯЩЕННИК

Господь сделает Свои открытые раны коридором,

По которому мы выйдем из лабиринта

Кривых, извилистых и глухих улиц

На скрипичные поля,

На арфовые вершины,

На музыкальные горы,

Где, одетые в Его кровь,

Как в брачное оперение,

Мы будем петь в хоре

Золотострунных книг.

ВТОРОЙ СВЯЩЕННИК

Вернемся к Христовым ранам,

Как олени к вечным источникам.

ТРЕТИЙ СВЯЩЕННИК

Встанем на колени у их берегов

И низко склоним наши головы

Над тернистой глубиной крови.

ХОР

Слава Христу,

Страдающей виноградной грозди,

Сжатой в давильне,

Из которой вытекла к нашим убогим устам

Непорочная кровь

(орган умолкает)

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ (входит)

Я подожду здесь отца настоятеля.

ПЕРВЫЙ СВЯЩЕННИК

Он знает, что вы пришли?

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Да, знает.

ХОР

(уходит)

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ

(садится)

НАСТОЯТЕЛЬ

(входит)

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ

(встает)

НАСТОЯТЕЛЬ

Давно вы меня не посещали.

А жаль… жаль… Я хотел с вами поговорить…

Хотел посоветоваться… жаль…

Я не знал, где вас можно найти.

Почему вы вдруг перестали приходить?

Вы тоже потеряли ко мне доверие?

Засомневались во мне?

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Мы в подполье вели о вас долгие споры

И не могли понять,

Что вас связывает с немецким палачом.

Мои друзья утверждали, что частые

Посещения Борна бросают тень на монастырь,

И потому следует быть осторожнее с вами.

Мне пришлось согласиться с ними.

Думаю, вас не удивляет наша подозрительность?

Тогда мы стали следить…

НАСТОЯТЕЛЬ (перебивает)

И каков результат вашего расследования?

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Тот, что сегодня я здесь.

НАСТОЯТЕЛЬ

Хотел бы я знать, благодаря кому…

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Еврею.

НАСТОЯТЕЛЬ

(молчит)

ЧЕЛОВЕК ИЗ ПОДПОЛЬЯ

Если бы не этот сбежавший еврей,

Которому вы дали в монастыре убежище,

Я бы не пришел сегодня для разговора…

(закуривает сигарету)

Могу я спросить, что вас связывает с Борном?

НАСТОЯТЕЛЬ (шепотом)

Да, вы имеете право требовать объяснений…

(вздыхает)

Я не собираюсь ничего скрывать.

Это давняя история. Мы познакомились в Риме.

Я был клириком. И он был… клириком

У нас было много общих увлечений,

Мы вместе посещали церкви, музеи,

Старые кладбища, дворцы, развалины…

(после короткой паузы)

Не знаю, можно ли наше знакомство

Назвать дружбой, хотя в то время

Борн часто открывал мне сердце,

Доверяя свои сомнения,

Которые говорили о каком-то смятении

И беспокойстве, терзавшем его душу.

Он говорил непонятно, туманно и сбивчиво…

Но не будем вникать в лишние детали.

Однажды, прямо перед последними обетами,

Он ушел из Коллегиума,

Снял сутану и вернулся в Германию,

Где как раз тогда под крики и барабанный бой

Обретало силу гитлеровское движение.

(после короткой паузы)

Шло время…

(после паузы)

Год назад я внезапно получил повестку

С вызовом в гестаповскую комендатуру.

Я пришел. Жду. Открывается дверь.

Я вхожу и вижу за столом… Я остолбенел…

Он тяжело поднялся со стула…

Такой была наша встреча спустя десять лет.

Двое давних знакомых,

Обмениваясь взглядами, стояли друг перед другом:

Я – польский настоятель, и он – майор гестапо.

(после короткой паузы)

С тех пор Борн часто меня посещал.

Он приходил внезапно – порой даже

Без предупреждения – садился в это кресло

И рассказывал о своей жизни в Германии,

На войне, на западном фронте -

Он год пробыл в Париже – потом неожиданно

Начинал говорить о Боге, о религии,

Приводил цитаты из книг Чемберлена

Об арийском происхождении Христа,

А в другой раз в пылу спора

Утверждал, что Христос – это миф, созданный…

(замолкает)

Да… Я понял… Это был тот вопрос,

Который его терзал, угнетал, мучил, изнурял,

Был навязчивой идеей, кошмаром, сжигавшим