– Для эльфа я ещё слишком юн, чтобы становиться отцом, да и в тебе нет ни капли крови дивного народа.

– А, знаешь, я передумала. Забираю свои слова обратно.

– Обиделась?

– Разочаровалась, – ответила Домми, демонстративно отвернувшись от собеседника и внимательно разглядывая расцветающий розовый куст.

На самом деле Доминике стало обидно. Попытка раскрыть душу накрылась ржавым медным тазом. Юная герцогиня практически призналась в том, как ей не хватает настоящей любящей семьи, а её будто окатили помоями.

Вот так.

А ведь хотелось, чтобы её обнял кто-то родной и любящий. Хотелось знать, что впредь всё будет хорошо, и Домми больше никогда не дадут в обиду.

Из глаз маленькой леди брызнули предательские слёзы. От эльфа плачевное во всех смыслах этого слова состояние девочки не укрылось, и он сообразил, что причиной тому он сам.

– Мы живём в жестоком мире, Доминика, и твоё положение обязывает быть сильной.

От укоряющих слов Тернариэля девочка заплакала ещё горше. Самообладания хватало только на подавление всхлипов, чтобы не привлечь к своей и без того не самой благоразумной персоне ещё больше внимания.

Историю Доминики младший принц знал, но, пока не познакомился с девочкой ближе, считал, что это дела давно минувших дней и ребёнок привык довольствоваться тем, что имеет. Но маленькая герцогиня мечтала быть частью крепкой любящей семьи. И вообще было удивительно, как такая чистая душа смогла выжить среди акул.

Тернариэль понимал, почему император Сибеус де Дагерати и Эвелин так дорожат своей юной родственницей. Девочка оказалась настоящей находкой: смелая, смышлёная, неиспорченная и уже сильная (пусть не в магическом плане, а по характеру).

Принц смотрел на Доминику, отчаянно пытающуюся справиться со слезами и, поддавшись минутному порыву, обнял её. Девочка вздрогнула.

– Прости, – покаялся Терн. – Я не должен был такого говорить. Ты заслуживаешь любящих родителей и любви. В твоём возрасте другие девочки ещё играют в куклы.

Тонкие детские ручки обхватили эльфа за талию, Домми пару раз тихонько всхлипнула и успокоилась. Казалось, прошло всего каких-то пара секунд, как откуда-то сбоку раздался зычный голос хозяина замка, герцога Бортеуса де Фиарби.

– Что здесь происходит? Господин аль Дельнаири, немедленно отойдите от моей дочери!

Терн расцепил объятья и сделал пару шагов в сторону. Доминика оглянулась на отца, но тот, бросив на неё неприязненный взгляд, снова обратился к эльфу:

– Я ещё вчера заметил вашу подозрительную активность в отношении моей дочери. Ваши вкусовые предпочтения грозят вам и вашей семье серьёзными проблемами!

Принц нахмурился и ответил:

– Ни в коем случае не хотел оскорбить ни вашу дочь, ни вас, герцог. Девочка расстроилась, и я лишь помог ей успокоиться. Никакого другого контекста здесь нет и быть не может.

– В таком случае будьте благоразумны и держитесь от моей дочери подальше! – и герцог Фиарбский обратился к Доминике: – За мной! Живо!

В холле замка Доминику сдали на руки гувернантке, велели не выпускать из покоев и занять делами, полезными для благородных леди. И до вечера Доминика выводила вензеля на бумаге, вышивала и рисовала. Скучища.

***

Утром следующего дня Доминику не пригласили к общему завтраку. Еду принесли в покои, а компанию составляла всё та же придирчивая гувернантка, которая донесла сплетню, что гости отбудут после обеда.

Настроение скатилось в глубокий минус.

Доминика слонялась из угла в угол и переживала из-за вчерашнего. Она не знала, что её отец рассказал о произошедшем старшему брату Тернариэля и императору Сибеусу. Не знала также, что действующий и будущий императоры услышали сначала версию Терна, и это подтолкнуло Сибеуса де Дагерати к давно напрашивающемуся шагу...