– Прости, что не ответил, – Базель плюхнулся рядом, уставившись на меня голубыми глазами, обрамленными густыми черными ресницами, которые я смогла рассмотреть при свете дня.

До меня донесся аромат древесного парфюма, смешанного с запахом его тела. Мой мозг и способность рассуждать здраво вновь дезертировали.

– Ничего страшного, – произнесла я и уставилась в окно. – «Дура, дура, дура!»

На языке крутился вопрос про деньги, но я не решалась его задать.

– А ты почему не на машине?

– Сломалась, – бросила я.

Базель замолчал. Внутри меня все напряглось. Сейчас вспомнит, что должен мне денег и найдет благовидный предлог, чтобы исчезнуть. Вот так всегда, самые классные парни проходят мимо меня. Хорошо, что у меня не осталось его номера телефона, больше не будет соблазна опять взять все в свои руки и снова выставить себя полной дурой.

– Мне сегодня вечером должны деньги отдать… – начал он.

Я хмыкнула в ответ. Слышала я уже эту историю.

– …Приезжай ко мне часов в семь, я все отдам, заодно кофе попьем.

Вот это поворот! Внутри меня все заликовало. Я благодарила небеса за сломанную машину и каблуки, которые не позволили мне добраться до остановки раньше и уехать на другом автобусе. Я даже успела представить, как горячий кофе будет разливаться на столе, когда мы будем двигаться в такт пульса вселенной. Едва ли мне удалось подавить на своем лице довольную мину…

– Договорились, – выпалила я, – значит, в семь. О, моя остановка!

Я с облегчением выдохнула, что мне больше не придется прятать расползающуюся по лицу улыбку и направилась к дверям.

– Позвони, как подойдешь! – крикнул он.

– У меня не осталось твоего номера, – я спустилась по ступенькам.

Базель вскочил, подбежал к закрывающимся дверям и крикнул, пытаясь разжать их:

– Квартира четыре! Звонок не работает!

Я помахала ему рукой и радостно зашагала в офис. Уже было все равно, что мне выскажут за опоздание. Мир вдруг заиграл для меня радужными красками впервые за несколько месяцев.

Я твердо решила отправить Мише сообщение, что нам надо расстаться.

В семь часов вечера я стояла возле двери его унылого на первый взгляд жилища, из которого доносилась громкая дребезжащая музыка. Я занесла кулак, размышляя, как же Базель услышит стук сквозь эту какофонию, когда дверь неожиданно распахнулась, и на пороге показался владелец квартиры. Босиком, с голым торсом и в одних неизменных черных джинсах, подчеркивающих его рельефные бедра. Мой взгляд пробежался по его накачанной груди и кубикам пресса. Я ощутила, как мои ноги начали слабеть. Он запустил в меня искрометный взгляд, провел руками по своим волосам, откинув их назад, и кивком пригласил меня зайти.

Прокуренный коридор освещал лишь приглушенный свет, идущий из комнаты в конце. Дверь на кухню, если это была она, он прикрыл еще до моего прихода. Мне стало интересно, как выглядит святая святых одинокого рокера. Я скинула туфли и тут же об этом пожалела: мне в ногу впилось нечто маленькое и острое.

– Ты один тут живешь? – не удержалась я от вопроса, отряхивая ногу.

– Ну да. И еще мой кот Морфеус.

Тот, заслышав собственное имя, мяукнул со старого полированного шкафа цвета шоколада. Я посмотрела наверх, откуда раздалось «мяу», но ничего не увидела. В темноте лишь сверкнули его фосфорные зрачки. Музыка на мгновенье смолкла и в следующее мгновенье разразилась еще громче. Я закрыла уши руками. Базель, заметив это, улыбнулся:

– Сейчас сделаю потише.

Мы зашли в его комнату. И вот тут-то мое дыхание перехватило. Стены, пол, потолок и даже закрывающие полностью окна шторы – все это было черного цвета. На одной из длинных стен красной краской была нарисована перевернутая пентаграмма, а возле нее на выщербленном деревянном полу стояли потухшие свечи и вытянутый череп какого-то, по всей видимости, парнокопытного животного. Рядом с дешевым шатким столом, заваленным пустыми пивными банками, журналами, книгами и разной ерундой, стояли огромные колонки, подключенные к ноутбуку. Небольшая кровать, приставленная к противоположной от пентаграммы стене, была застелена черным бельем. Все это освещала одна единственная пыльная лампочка, одиноко висящая без абажура посередине комнаты.