Он всегда считал Лефа, с его интересом к жизни смертных, странным и опасным глупцом, однако сейчас и сам оказался заинтригован — ему стало любопытно, что движет Тетранией, которая с такой старательностью засовывает голову в пасть льву. Либо она полная дура (что не исключено, несмотря на умение говорить приятное), либо преследует тайную цель, узнать которую было бы небезынтересно. Так или иначе, Ханни решил, что эта смертная достойна его внимания, а потому надо присмотреться к ней получше, раз уж все-равно придется жить под одной крышей.

Он слабо представлял себе такое соседство, но если уж Леф решил, что это возможно, то почему бы и не попробовать. Не так давно этот странный демон уже совершил невозможное — дал ему свободу. К тому же, в присутствии рядом Тетрании был еще один плюс — магичка неплохо играла в карты. Для человека, разумеется. Хвалить ее Ханни не стал, но уровнем остался доволен. Если обучить ее нескольким приемам, будет совсем чудесно, решил он.

«Как будто ты пришел сюда в карты играть», — тут же откликнулся внутренний голос. Привыкший к самоедству за годы заточения, Ханни сумел разделить эти две свои половины: одна, выпущенная Лефом, полетела вперед, радуясь свободе и наслаждаясь тем, что снова оказалось доступно; другая, молчавшая до нынешнего момента, теперь подняла голову, не позволяя первой слишком уж разгуляться.

Возвращению второй половины Ханни не обрадовался. Но принял как должное, поскольку она и охраняла рассудок долгие годы заточения, а поэтому стала кем-то вроде строгой, но любящей мамочки, знающей лучше всех, что нужно любимому чаду. И сейчас «мамочка» приказала перестать думать ерунду, убрать игрушки и стать «хорошим». «Демон ты или кто? — спросила строгая мамаша, заранее подразумевая ответ. — Вот и веди себя как демон. Люди — тлен, не стоит этого забывать».

Поэтому на просьбу Тетрании и собственное желание сыграть еще Ханни ответил отказом. Посмотрел на магичку надменным взглядом и принялся изучать лепнину на потолке, дожидаясь возвращения Лефа — радушный хозяин, закрутившись, совершенно забыл показать гостям их комнаты.

— Я что-то не так сказала? — произнесла Тетрания виновато. — Если что, извини, я не хотела.

— Все нормально.

Магичка засопела, словно обиженный ребенок, и принялась разглядывать пол.

— Вообще-то я ужасно неловкая, не умею общаться с мужчинами… то есть с демонами, — произнесла он, словно бы разговаривая сама с собой, — особенно с такими красивыми.

Сохранить «правильный» вид Ханни удалось с большим трудом. И тогда он решил объясниться откровенно:

— Я — демон, ты — смертная. Такие как ты убивают таких как я и наоборот, это — норма, а вот комплименты — нет. Так что не надо со мной заигрывать, на моем счету человеческих жизней больше, чем на твоем — прожитых дней. Мы разные, и мы — враги.

— Но не сейчас же, — резонно возразила магичка, — Леф сказал...

— Леф — не самый типичный демон. Не все думают, как он.

— А ты?

На этот вопрос Ханни не ответил, не очень приятно попасть в собственную ловушку. «Спасибо мамочка, — мысленно произнес он, — без твоего идиотского совета я бы долго еще обходил эту тему и, пожалуй, нашел бы ответ, а теперь что мне делать?» Мамочка предательски молчала. Ханни взял это за подсказку и тоже умолк, решив, что ответит как-нибудь потом. Если захочет. «Да что вообще возомнила о себе эта смертная! — в сердцах подумал он. — Обойдется без объяснений!»

Тетрания сделала из его молчания свой вывод — лицо ее сделалось унылым, плечи сгорбились. «Бедная маленькая девочка, — тут же оживилась мамаша, — пожалейте бедняжку». Другая половина Ханни сарказма не разделила, захотелось сказать Тетрании что-нибудь ободряющее или, чего хуже, вообще пуститься в объяснения, которые можно смело считать попыткой оправдаться. Однако он все-таки сдержался, потому что эмоции, которые вызывала в нем магичка, совсем не радовали.