– Кто здесь?! Это не смешно, паршивые ублюдки!

Старик быстрым шагом добрался до своей кровати и достал из-под нее ружье, потом направился в сторону выхода. Открыв дверь, он выбрался на улицу. Теплый ветерок летнего утра прошелся по и без того разгоряченному лицу старика, резко усилив острую боль в голове. Морщась, Генрих, обошел вокруг трейлера, но, не обнаружив ничего подозрительного, лишь недоуменно покачал головой. Потом огляделся вокруг: трейлерный парк еще спал, по крайней мере, большая его часть. Только где-то совсем вдалеке звучало несколько негромких голосов.

– Что ж за дьявол-то такой? – Старик потер лоб, еще раз огляделся и вошел в трейлер.

Закрывая дверь, он снова посмотрел на ближайшие еще сонные дома на колесах. Не часто он заставал кемпинг таким тихим. Обычно к тому моменту, когда старик продирался сквозь завесу сна, все вокруг кишело ребятишками и взрослыми, которые постоянно о чем-то болтали, смеялись и кричали. Генрих снова потер лоб. Интересно, отчего это он сегодня так рано вскочил с кровати? Да еще и с таким жутким похмельем…

Старик вздохнул, не было никаких сил на то, чтобы напрягать и без того гудящую голову. К тому же, в такие моменты от сложных мыслительных процессов у него начинали слезиться глаза.

– Как там говорилось… «я подумаю об этом завтра». А кто это говорил?.. Хотя, какая на хрен, разница…

Он все еще стоял у закрытой двери, с недоумение глядя сквозь нее. Все это, пока еще короткое, утро, его захватывало сразу несколько довольно неприятных ощущений – чувство преследования, страх, жалость к себе. Теперь же его схватило и не отпускало чувство, что он что-то забыл. Но что? В нос врезался какой-то странный запах. Запах, который может помочь ему вспомнить…

– Мать твою! Яичница!

Генрих рванулся к плите и стянул сковородку с огня. Посередине лежала съежившаяся почерневшая по краям яичница с маленькими засохшими кружочками сосисок.

– Вот черт!

5

Было около полудня. Яркое высоко поднявшееся солнце старательно распекалось на ясном голубом небе, вынуждая прохожих искать спасение в тени и бесконечно тратить деньги на охлажденную минералку и мороженое. Лишь изредка легкие, совсем прозрачные, облачка позволяли себе на секунду-другую прикрыть огромный желтый диск, но и они старались быстро ретироваться из-под его испепеляющего взгляда. Но природа ликовала. Она впитывала в себя живительный теплый свет, зарождая под ним все новую и новую жизнь. Распустившиеся цветы старательно ворочались, следя за размеренным движением желтого гиганта. Насекомые роились над этими цветами, хором восхваляя могущество света, который позволяет им находить столь питательный нектар в раскрывшихся бутонах. Лягушки, ящерицы и ужи выползали на горячие камни, чтобы прогреть свою холодную кровь на ярком солнечном свете. Вся планета понемногу поворачивалась, подставляя свои бока под ласковое тепло.

Мистер Адамс, закончив уборку гостиной, вышел в садик, чтобы немного отдохнуть и подышать свежим воздухом. Усевшись на плетеное кресло, старый дворецкий взял вчерашнюю газету с такого же плетеного столика, что стоял рядом. Ничего интересного – все как обычно – пара краж, несколько ДТП. Алистер отложил газету в сторону. Сегодняшний день был таким прекрасным, наполненным настоящим летним спокойствием, таящим в себе бесконечное множество возможностей, что совершенно не хотелось терять его на чтение всяких ужасов. Такие дни, обычно, существуют только в детстве, когда школа закрыта на каникулы, и впереди у тебя длинное путешествие, что скрывается в маленьком отрезке времени в шестнадцать часов, а еще дальше – бесконечное приключение всей жизни. Алистер уже и не помнил, когда в последний раз на его долю выпадал такой прекрасный день, да еще к тому же, и в то время, когда он со спокойной душой мог позволить себе им насладиться. Когда в последний раз он чувствовал такую беззаботность, безмятежность и жажду событий. Мужчина прикрыл глаза. Легкая дремота моментально накатила на него, укутывая в одеяло легких снов. Сквозь эту тонкую паутину сна, Алистер слышал, как из открытого окна кухни, под которым располагался садик, доносился прекрасный голос Эдны, тихо напевающей детскую песенку.