– Осторожней, не орехи собираешь, – послышался голос из строя.

– Разговорчики! – пресек сержант говоруна и, подойдя к растерянному и немного напуганному рядовому, подал пакет, вытащив из своего кителя.

Тот собрал телефоны и побежал в казарму.

– Почему не выполнил приказ? – услышал Андрей, стоявшего рядом земляка. Они познакомились на пересыльном пункте. Звали того Павлом. Он отличался от многих спокойствием и рассудительностью, и Булатов, отметив это, предложил держаться вместе.

– А ты отчего послушный такой? – с ухмылкой ответил Андрей.

– Все отдавали, и я…

– Ну и забудь. Считай, у тебя больше нет телефона. Этот

хорёк через месяц на дембель отвалит, так что продаст все ваши игрушки, и ищи потом.

– Хочешь сказать, самый умный?

– Здравомыслящий, – уточнил Андрей.

– Разговорчики в строю! – крикнул сержант и остановился против Андрея и Павла. – Гляжу, через голову не доходят слова? Хорошо. Будем вбивать через ноги. – И он запустил роту по плацу строевым шагом, отсчитывая ритм чеканящих сапог по бетонной площадке. – Раз, раз, раз, два три, выше ногу!

Так продолжалось почти час. Сержант неустанно повторял счёт и делал замечания. От долгой маршировки шаг лучше не стал, наоборот, казался менее чётким и слаженным. В строю слышался разнобой. Новоиспечённые солдаты, неумело намотавшие портянки, кривились от боли.

– Когда закончится эта тупизна? – прошептал Павел, – я уже все ноги сбил.

– Она только началась, – ответил Андрей.

Сержант Сычёв изо дня в день муштровал подчинённых. Строевым шагом ходили, как правило, после обеда. Утром же проводилась физическая подготовка: бег, турник, прыжки через коня.

Самым изнурительным для новичков было накачивание пресса на брусьях. Сержант выкрикивал счёт, и по команде, держа руки за голову, первогодки откидывались назад, сидя на одной перекладине, удерживаясь ногами за другую. Сержант заставлял выполнять упражнение синхронно, ждал и не подавал следующей команды, пока все до одного не примут исходное положение. На счёт «два», нужно было поднять туловище и руками дотянуться до кончиков сапог. Затем всё сначала. Длительность этой процедуры зависела от настроения Сычёва.

Андрею упражнения давались легко, а для многих это была каторга. Наставник не делал поблажек никому. Измученные за целый день, услышав команду «отбой», новобранцы быстро раздевались, и засыпали мертвецким сном, лишь головы касались подушек.

Андрей сдружился с Павлом. Они нашли взаимопонимание, чувство юмора отвлекало от армейской казёнщины.

Месяц пролетел однообразно. Все дни расписаны по минутам, свободного времени почти не было. Впереди ждала присяга.

В последний день «карантина» Андрей заметил после подъёма, что у него из кармана исчез телефон.

– Ты трубу не брал? – спросил он Павла.

– Нет, а что?

– Да забыл на ночь под подушку сунуть, оставил в штанах. Вот и всё, украли. Узнаю, кто это сделал, накажу. С детства не люблю воришек позорных.

– Пойдём у наряда спросим, – посоветовал Павел. – Наверняка видели, кто ночью в наши хоромы заходил. Свои ребята, однозначно, не могли такого совершить.

Они подошли к тумбочке, у которой стоял дневальный с их же призыва.

– Здорово, Мухин. Кто ночью в спальник наведывался? – спросил Андрей.

– Что-то случилось?

– Телефон пропал.

– Какой телефон? Ни у кого их нет. Все сданы старшине. Ты что, Булатов, забыл или прикидываешься?

– Я свой не отдал.

– Не отдал давеча, забрали тепереча, – усмехнулся Мухин. – Армии не знаете, салабоны? Здесь, как в инкубаторе, одинаково – либо у всех, либо ни у кого.

– Не умничай, Муха, а то прилипнешь сейчас к стенке, – пригрозил Андрей, сдвинув ему пилотку на нос.