Некромант зашел в свое скромное жилище, швырнул пальто на диван и набрал Венди.

– Привет, это я, – сказал он, стараясь говорить ровно. – Помнишь, ты предлагала помочь с расследованием? У нас тут кое-что интересное.

Но даже произнося эти слова, он ловил себя на мысли, что где-то на краю сознания уже складываются фразы для совсем другого звонка.

– О, какая удача, что ты мне позвонил! – язвительно протянула ведьма. – Надеюсь, ты хотя бы представляешь, сколько сейчас времени?

Стив посмотрел на старенькие настенные часы, стрелки которых показывали три часа ночи.

– Извини, – пробормотал он. – Но тут кое-что всплыло…

– Да-да, конечно, – она усмехнулась. – Ты бы хоть раз позвонил просто так, без своих «кое-что».

– Прайс, – выпалил некромант. – Это фамилия. Ее обладателей больше сорока, и нужно найти, кто из них может быть связан с «Омбра-тех».

– А вы такие занятые, что вам некогда?

– Ну… тип того.

– Значит, поищем, – в голосе ведьмы внезапно зазвучал азарт. – И сколько мне полагается шоколадок за эту охоту?

– Две?

– Две?! – она засмеялась так звонко, что Стив на секунду отодвинул телефон от уха. – Дорогой, за такую работу мне нужен минимум вагон!

Разговор закончился так же внезапно, как и начался. Некромант опустился на диван, глядя в потолок. Десять лет, целых десять лет она помогала ему, даже когда он не просил и не мог отблагодарить.

Губы Стивена непроизвольно растянулись в улыбке, когда воспоминания нахлынули рекой и перед его внутренним взором всплыл один из вечеров, о котором он так любил думать. Душная гостиная в квартире соседки-ведьмы, толпа незнакомых людей, и среди них – Венди. Она тогда сидела в углу и смеялась над какой-то его шуткой, но не тем наигранным смехом, каким обычно встречают остроты мужчин, а искренне, до слез. Именно это и зацепило его. Потом был их побег на кухню, будто по молчаливому сговору. Они вели долгие разговоры о магии, книгах и абсурде жизни за бутылкой дешевого вина. Ведьма с дредами, морща носик, спорила о тонкостях заклинаний, а он впервые за многие годы почувствовал, что его понимают без слов.

Лестер, конечно, ржал: «Дружба? Да ты в нее по уши влюблен, просто трусишь признаться!». Может, в этом и была доля правды. Иногда, когда Венди задерживала на нем взгляд чуть дольше обычного или невзначай касалась руки, в груди вспыхивало что-то теплое и тревожное, но страх был сильнее. Страх, что одна неловкая фраза, и этот мост между ними рухнет, и что он больше не сможет звонить ей среди ночи, чтобы делиться глупостями.

«Лучше дружба, чем рискнуть и потерять все» – думал он тогда, и придерживался того же принципа до сих пор.