Вся эта система управления приводила к росту значимости в развитии российского государства бюрократической системы, который в социально-политическом плане заслоняет любые формы роста и развития социальной идентификации что у дворянства, что у нарождающейся буржуазии. Этот процесс бюрократизации, который в Европе носил технический характер, в России приобрёл системное значение. Бюрократический аппарат Российского государства постепенно начинает играть роль самостоятельного игрока как в рамках политического развития страны, так и в вопросах решения социальных задач повседневной реальности. Бюрократам не нужны советчики, которые критикуют формы и методы их управления. Земские соборы в этом плане становятся неудобными для царской администрации, по мере того как события и последствия Смутного времени отходят в историю. Как отмечают отечественные историки-государственники: «… Советы Земских соборов являлись также и критикой существующего порядка, указанием на допущенные ошибки, и критика принималась уже не с прежнем благодушием; резче стал обозначаться антагонизм высших и низших классов»[8]. Поместное русское дворянство получило от соборов максимум возможного и с тех пор больше не фрондировало, а повсеместно поддерживало центральное правительство.

Поражение земской линии в рамках развития в России социально-политической жизни было связано со слабостью посадского населения и с неразвитостью социальных институтов городской жизни – носителей идей буржуазной демократии, с одной стороны, и преобладанием в политических структурах страны социального слоя военно-служилого элемента – с другой. Только военная служба в России открывала в какой-то мере канал социальной вертикальной мобильности, только через военную службу простой крестьянин или горожанин мог поверстаться в стрельцы, а уже из стрельцов мог быть записан в дети боярские и подняться вверх по сословной социальной лестнице. Хотя в XVII веке по социальной лестнице простолюдинам высоко забираться не позволяли, всё-таки сам переход в служилые люди «по отечеству» открывал определённые перспективы для потомков. Поэтому всё, что было в Московском государстве толкового, честолюбивого и перспективного, спешило на военную службу. Однако этот путь был очень долог для попыток роста социального статуса. Воин в Московском государстве не был аналогом европейского рыцаря, он был только служилым боевым материалом, боевым холопом по преимуществу. Очень был развит в Московском государстве принцип местничества, службы «по отечеству», и в военной сфере. «Рыцарская честь строго охраняет неприкосновенность личности. Честь рыцаря лежала в идее собственного достоинства. Честь русской личности лежала в идее достоинства рода или отечества»[9].

Также следует отметить, что собственно вооружённые силы по самой природе своей не могут быть школой народного представительства. В данном случае требуется не парламентская форма правления государством, а строгий, но мудрый государь, вовремя раздающий поместья и регулярно повышающий в чинах. Именно такой порядок является социальной прерогативой для служилого человека. Поэтому служилый элемент русского общества в Московском государстве, преимущественно дворянского состава, использовал институт Земских соборов как инструмент давления на царское правительство с целью закрепления за ними крестьян. В 1649 году, когда Земский собор того года в своих решениях эту цель дворян закрепил законодательно, тогда дворяне и дети боярские потеряли всякий интерес к выборным общероссийским организациям. В дальнейшем Земские соборы сменились проводимыми время от времени совещаниями со служилыми людьми. Мнения о том, что Земские соборы были только формой общественной дискуссии между царской администрацией и российской общественностью, своего рода Общественными палатами, придерживаются и европейские исследователи истории России. «… Между правительством и местными общинами существовал своего рода обмен мнениями. Он проходил в форме собраний представителей „земли“, которым историки дали название Земского собора. Этот собор едва ли можно считать зародышем парламента, так как он не имел единого статуса, а его участники не избирались привычным образом… Земские соборы являлись, по крайней мере, рудиментарной формой общественной обратной связи и следили за тем, чтобы назначенные лица не злоупотребляли властью. Соборы представляли своего рода арену, где традиционные, определённые Богом границы монархической власти становились ощутимыми и чётко очерченными. Когда же созыв Земского собора прекратился, „земля“ постепенно лишилась возможности участвовать в решении государственных дел, а гражданская база русской государственности не получила своего развития»