– Завтра же у тебя наверно операция?

– Нет. Завтра у меня единственный выходной на этой неделе.

– Мирон, я не для этого приехала. Я хотела только понять и в себе разобраться.

– Вот и разберешься с моей помощью.

– Понимаешь… я хочу порвать с медициной. Совсем. Для этого и хотела тебя увидеть. Потому что ты, напротив, вряд ли перестанешь оперировать. У нас теперь разные цели, хотя изначально были общие.

Мирон внимательно на нее смотрел. Не удивился или просто виду не подал.

– Давай поедим. А серьезные вопросы пока оставим, они плохо влияют на пищеварение.

Когда он привез ее к себе, Тата совсем сникла. Ее подавлял его уверенный вид и поведение. Поймет ли он меня, думала она. Но он словно прочел ее мысли:

– Все. Располагайся и давай поговорим. Остальное потом.

– Остальное? – удивилась она.

– Ну да. Любовь, секс, я об этом.

– Значит, ты до сих пор не разлюбил меня?

– Нет. Но ты хотела про медицину. Это важно. Начинай.

– Хорошо, постараюсь объяснить, – сказала Тата и потерла виски, – Я всё отдавала сначала учебе, а потом работе. Но вдруг поняла, что больше ни на что не способна, в душе пустота и заполнить ее можешь только ты. А это значит, что я не смогу дальше работать по специальности. Хотя я и так уже давно превратилась из врача в администратора.

– Понятно. Ты пришла к этому намного раньше, нежели я предполагал. Но это хорошо. У нас с тобой все еще много времени, мы по-прежнему молоды. Однако ты должна понимать, что медицина как яд, пропитывает всего человека насквозь. Немногие из тех, кто в нее свято верил, способны освободиться от этого яда так рано.

– Я знаю. Но я уже почти освободилась. Помоги мне. Я приехала именно за этим. Никто другой не вытащит меня из этой трясины.

– Теперь ответь на главный вопрос. Ты разобралась в себе насчет нас с тобой?

– Думаю, да. За все это время мне тебя никто не смог заменить.

– Хорошо, значит, я не зря ждал.

Тата боялась, что не сможет быть страстной в постели, потому что, хотя и видела все это в кино и в интернете, но никогда не испытывала в натуре. Однако она ведь никогда не забывала Мирона и в качестве любовника представляла только его одного. Других просто не воспринимала. А с ним Тата ничего не боялась, он не мог ей ничем и никогда навредить. И, все же, секс поразил ее. Начать с поцелуев – Мирон оказался в них мастером высшего класса. Она понимала, что у него было много женщин за эти шесть лет, но не ревновала. Главное, что сейчас он был только с ней. А после того, как он немного пришел в себя, сказал:

– Я всегда знал, что так будет.

– Как? – спросила Тата.

– Так. Больше я никого, кроме тебя, не смогу целовать.

Через день утром он уехал на работу, оставив Тату одну. За время, проведенное вместе, они все решили. Мирон собирался завершить все запланированные операции на этот месяц и пока больше ни одной не брать. Отпуск он уже использовал, но в коммерческой структуре, какой являлась частная клиника, где он работал, он мог планировать свои отпуска по собственному желанию. Самым проблемным он считал разговор с отцом, но решение они с Татой приняли, и менять своих планов Мирон не собирался.

Тата ждала его и не находила себе места от какого-то нового радостного чувства, которое поглощало ее и накрывало словно волной.

– Мирон, Мирон, Мирон, – твердила она со счастливой улыбкой и, закрыв глаза, представляла его рядом. Он обещал ей, обещал! Все изменится раз и навсегда! Он сам так сказал!

В 10 утра у него была запланирована операция, поэтому Тата ждала от него звонка к часу дня. Но он позвонил только в 16, измученный, с охрипшим голосом. Сердце у Таты сжалось до боли, она металась по квартире и пыталась успокоиться. Когда-то она умела быстро брать себя в руки, словно металлическими тисками сжимать. Их учили этому в академии. Но сейчас эти умения не работали, тело не слушалось ее. Она представляла Мирона, выжатого до последней капли, и ненавидела больных, клинику и даже Москву, которая так надолго, на целых 6 лет, отняла его у нее.