За участие в боях под Москвой он был награжден серебряной медалью «За отвагу». Второй бронзовой медалью и тоже «За отвагу» его наградили за немецкий пулемет, уведенный им с их позиций во время личного ночного поиска.

Рисунок 9. Выписка из приказа о награждении (фото с сайта pamyat-naroda.ru). Информация с сайта: «Звание: гв. Рядовой в РККА с 1941 года Место призыва: Курбатовский РВК, Куйбышевская обл. Перечень наград: приказ № 40/н от 02.10.1944. Медаль «За отвагу»».

Будучи уже дома, Иван Гаврилович на все вопросы, убил ли он хоть одного врага, отвечал коротко и одно – "не знаю". Это говорило о гуманности его души. Даже дома куриц он никогда сам не резал. Был только один случай, когда он это сделал – в соседях в этот день не было ни одного мужчины, да и то он был под хмельком.

В первые годы после фронта о боевых эпизодах Иван Гаврилович рассказывал очень мало, а если рассказывал, то со слезами на глазах.

Автору этих записей не удалось много услышать от Ивана Гавриловича, так как ему уже с 1944 года жить дома удавалось редко. Вначале по неделям учился в средней школе в Кузоватове, что в 10 километрах от Дворянска, а с 1948 года окончательно оторвался от родного села, то есть поступил в институт и по его окончании уехал на работу в Иркутскую область.

Рассказы приводятся от первого лица.

В октябре 1941 года из-под Наро-Фоминска немцы нас сильно оттеснили к Москве и всё жмут и жмут, но фронт всё же остановился, и мы закопались в землю. Близость Москвы проявлялась по многим приметам. Заметно улучшилось обеспечение боеприпасами и оружием. По ночам через нас часто пролетали немецкие бомбардировщики. Основным же признаком было пополнение, целиком состоящее из москвичей. Оно прибыло очень разновозрастным. Наряду с пожилыми были юнцы. Особенно взволновал меня один молодой москвич. Он был немного старше моего сына Сашки, такой же ростом, так же худощав и белый лицом. Мне стало очень тоскливо и не по себе от осознания того, что наши дети уже попали на фронт. Они еще ничего не видели в жизни и уже гибнут от немецких пуль, осколков мин и снарядов. Но, раз прибыло пополнение, значит жди и приказа о наступлении. Такой приказ был дан. Мы готовились к атаке. Наступление должно начаться в 9 утра. После непродолжительной и жиденькой артподготовки по команде ротного бойцы выскочили из окопов и побежали вперед. Бежали не цепями, а какими-то непонятными группами. Раздавались крики "ура". Со мной во взводе бежали наши односельчане Лыков и Пашин. Во время перебежек и падений на землю для передышки они подобрались ко мне и говорят:

– Иван, сколько можно так воевать? В руках одни винтовки, наших танков и самолетов не видно. До Москвы уже допятились. Нашей победы не будет, а только перебьют нас всех, как стадо овец. Пойдём сдаваться в плен!

Предложение сдаться в плен они повторили мне несколько раз, я отказался и ответил им:

– Эх, братцы, если вы думаете, что дома плохо, а на чужбине нас встретят пирогами? Выбросьте всё это из головы, мы там тоже никому не нужны. Давайте-ка получше воевать!

Мы продвигались вперёд перебежками. Почти добежали до внезапно появившегося перед нами оврага, и тут немец открыл по нам минометный огонь. Свистели мины, визжали их осколки, летели чёрные комья земли, вокруг заволокло сизым дымом. По чьему-то призыву дружно успели прокричать "Ура" и со всех ног бросились к оврагу. В этот момент меня будто дубинкой ударили по носу. Упал, но всё же скатился в овраг. Лежу на дне и не могу ничего понять, что со мной, что с моей головой. Кругом однотонный шум. Лицо наливается какой-то свинцовой тяжестью и немеет. Шум потихоньку утихает. И тут я понял, что шум в моей голове, а лицо отекает от непонятного удара. Ещё полежал немного. Шум боя совсем стих, лицо нестерпимо болит, особенно саднит нос. Потрогал его пальцами. Они коснулись тёплой и липкой слизи. С судорогой в теле отдернул руку. Посмотрел на пальцы, они в крови. Вынул из кармана зеркальце и посмотрелся в него. Всё лицо в крови и в грязи, только блестели глаза, да белели зубы. Нос стал толстым, картошкой, из него капала кровь. Ещё раз уже повнимательнее всмотрелся в нос и не увидел на нём пипки, кончика носа-то нет! Вскрыл индивидуальный пакет, положил в бинт ваты и прижал к носу. Дождался, когда становится кровь, обмотал нос и голову бинтом, открытыми оставил глаза и рот. Взял винтовку и выбрался из оврага. Посмотрел в сторону наступления. Там было тихо и никого не видно. Повесил винтовку на правое плечо, а левой придерживал повязку на носу и пошел обратно к своим окопам. Вышел туда, откуда утром пошли в атаку, а там бойцов нашего взвода раз-два и обчелся. Из всех командиров остался один ротный. Он собрал всех вернувшихся из атаки бойцов и расставил их в окопы. Я подошёл к ротному и спросил его, какой мне занять окоп. Командир оглядел меня и произнес: