Толпа и пела, и плясала:
Так вот он, вот он, их Парис.
Все веселились, были рады
На них нахлынувшему счастью
Другой награды и не надо —
Парис вернулся ведь, и с Властью.
Власть девка рослая была,
На каблуках под метра два.
Её в повозке ко дворцу
Ослы тащили, чтоб отцу
Царю Приаму показать,
Но не могли троянцы знать,
Кого ослы к царю везли,
Узнав, они б с ума сошли.
Над Троей ворон пролетал,
И жрец из храма Аполлона
Троянцам гибель предсказал,
И смерть царя, и гибель трона.
Где раньше пили на троих
Трою как город заложили
Даже не вспомнить и когда,
Известно только, что решили
На месте том попить вина
Каких-то три весёлых грека,
Потом другие пить там стали
Всегда втроём, и с того века
То место Троей обозвали.
Шло время. Место освятили
И там же город заложили,
Сто тыщ рабов туда согнали
И быстро строить город стали.
Рос город вширь и в высоту
И вскоре принял вид столичный,
Лицей построили, тюрьму,
Музей, театр, дом публичный.
И кабаки пооткрывали,
Их люди Трои обожали,
Предпочитая вместо книг,
Как прежде, выпить на троих.
Троянцы как все греки жили:
Чтили богов и прославляли,
Работать только не любили,
Труд всей душою презирали.
Лишь где услышат слово «труд»,
Оттуда сразу же бегут
И, поминая труд как зло,
Садятся сразу пить вино.
Это великая наука —
Жить без забот и без труда,
С ума сведёт пусть лучше скука,
Чем лом, лопата иль кирка.
Вот так, себя не утруждая,
Троя жила, труд презирая
И с убежденьем, что должны
Пахать лишь лохи да рабы.
***
А Троей правил много лет
Больной и старый царь Приам.
Полуслепой, чуть видел свет,
Передвигался, правда, сам.
Он справедливый был владыка,
Простой народ не обижал,
Он сам хлебнул по жизни лиха
И часто людям помогал.
Людей на улице толпа
Общалась часто с ним учтиво:
«Привет, Приамыч, как дела?» —
Он отвечал им очень мило:
«Всё хорошо, незыблем трон,
Никто на власть не покушался,
Только царевич-мудозвон
Совсем по бабам истаскался».
Плоды безумного везенья
Парис царю был не родной,
Он рос воришкой и шпаной,
Он даже грамоты не знал,
Но что хотел, от жизни брал.
Парис однажды вместе с другом
На сельском рынке промышляли,
Мешок стащить хотели с луком,
Но вот Париса задержали,
К битью кнутом приговорили,
Чтоб выдал он, с кем в деле был.
Полдня его нещадно били,
Но он молчание хранил.
Царь видел это избиенье,
Когда в карете проезжал.
За силу духа и терпенье
Воришку он зауважал.
Если своих он не сдаёт,
То может верным стать царю,
Ведь царь уж стар, один живёт,
И кто наследует ему?
Тогда царь сделал вывод ложный,
Не смог опасность распознать,
Ведь с виду был Парис надёжный,
Царю мог даже сыном стать.
Но в жизни был Парис другой
И очень часто предавал,
А под кнутом тогда молчал —
Так просто был под наркотой.
И парня взяли во дворец,
Приам хоть пил, но не был вредным,
Он стал Парису как отец
И принцем объявил наследным.
Смешно, обидно, но не скроем,
Что царь шпану усыновил.
Он глупость эту совершил,
Когда он пил вино запоем.
***
Царь лишь сказал, а сын уж тут,
Привёз жопастую бабищу.
И где таких только берут?
Их ведь всего одна на тыщу.
Приам бабёнку ту потрогал,
По телесам рукой провёл
И вдруг заплакал и заохал:
«Да ты кого, Парис, привёл?
Афина, умная Паллада,
Тебе неужто не сказала,
Что эта под два метра баба
Спарту капризами достала?
Царь Менелай многоходовку
Задумал с Троей разыграть
И эту бабу-шалашовку
С тобой сюда сумел заслать,
Чтоб нас унизить наконец,
Троянцев сделать дураками». —
«Да это Власть, уймись, отец, —
Парис в сердцах всплеснул руками. —
Пойми, отец, люблю я Власть,
Меня Власть тоже полюбила,
Она, ко мне питая страсть,
Казну спартанскую стащила,
А в той казне, отец, пойми,
Валюта сплошь, не медяки,
С таким активом мы тем паче
Будем других царей богаче».