К заиканию добавлялись и другие несправедливости. Во-первых, мы были небогаты, а во-вторых, мой отец работал мауляна. Пакистан – кастовая страна, и сорок лет назад учителя открыто угождали мальчикам из богатых семей, сыновьям местных предводителей. Меня это сильно расстраивало. Я был сообразительным ребенком и очень старался. Мне нужно было образование.

Мальчишки высмеивали моего отца, и меня это очень задевало. Отец служил местной общине, читая молитвы, но для своего сына он хотел большего. Он вполне мог бы сказать: «Зиауддин, ты станешь мауляна, как я, а для этого достаточно просто выучить ислам в семинарии». Но он этого не сказал. Мой отец был образованным человеком, он сам учился не только в Шангле, но и в Карачи, и в Дели, но тогда он зависел от местных жителей, которых обходил с миской для пожертвований, собирая себе на еду – так поступали все, изучавшие ислам, в его времена. Он хотел для меня современного образования – крайне нехарактерно для нашей среды в тот период, – за что я ему очень признателен. Но делалось это ради единственной цели: чтобы я стал высокооплачиваемым врачом, принеся семье богатство и статус. Вот о чем заботился мой отец.

– Мир – открытая книга, Зиауддин, – говорил он. – На нем и нужно учиться.

Мысль его была ясна: если хочешь, чтобы твоя мечта сбылась, надо получить образование. В общем, стать врачом.

Проблема заключалась в том, что я для этого не годился.

Днем, заслышав азаан (призыв к молитве), я предпочитал бежать в главную деревенскую мечеть, вокруг которой росли деревья и летали пчелы, а прямо в центре бил родник, а не в маленькую мечеть на краю деревни, возле базара, где молившихся возглавлял мой отец. В те времена у нас не было громкоговорителей, разносивших азаан над крышами домов, как сейчас. Когда я был маленьким, мужчины выкрикивали азаан с какой-нибудь лужайки или камня на возвышении.

Несмотря на заикание, я твердо решил стать оратором, как мой отец. Возможно, именно эту решимость мои родители считали искрой, горевшей во мне. Я не собирался мириться со своим приниженным положением. Не собирался мириться с тем, как учителя обхаживали богатеньких мальчишек. Если попытаться сформулировать главное, чему научил меня отец, это будет вот что: он мне помог обратить свои слабые стороны в силу.

Переходя из класса в класс, я раз за разом доказывал, что являюсь одним из самых способных учеников. Учителя не могли этого игнорировать. Богатеи занимали привилегированное положение благодаря семейному статусу, я же завоевывал свое тяжким трудом. Но все равно оставался сыном-заикой своего отца.

После миндаля мне начали давать изюм, который мама на ночь замачивала в молоке. К утру он набухал и истекал соком, становясь ужасно вкусным.

Когда в тринадцать лет я перешел в старшую школу в соседней деревне, где преподавал отец, слова по-прежнему не хотели слетать у меня с языка. Но я объявил отцу, что собираюсь принять участие в турнире по красноречию.

Отец сделал кое-что очень важное: он мне этого не запретил. Даже наоборот. Он меня поддержал. Он поверил в меня и благодаря его поддержке я ощутил свою силу. В пакистанских школах проводится масса состязаний подобного рода и всяких устных дебатов. Отец согласился написать для меня речь.

Я репетировал ее в одиночестве целыми часами и мог ни разу не заикнуться. Но стоило мне начать рассказывать речь перед отцом, как сын-заика появлялся вновь.

Отец демонстрировал громадное терпение. Дома он мог срываться на нас по пустякам, но в большом мире был моим защитником. Он покровительствовал мне.