Пускай. Пускай убирается как можно дальше, растягивает до предела нить связывающего нас проклятия, пока та не лопнет под натяжением! Не собирался я больше умирать из-за него. Ни за что не собирался.

Вечер прошёл в на редкость прескверном настроении, и я даже велел высечь нерасторопных поварят и одного служку за сущие пустяки. Пускай проклинают по углам. На душе было гадко и тревожно. Хоть я и отослал его прочь и, казалось бы, огородил себя от судьбоносной встречи, ощущение, что моему диктаторскому, но справедливому правлению подходит конец, не покидало ни на секунду. Как я ни гнал его прочь, оно возвращалось с новой силой.

Утром мне сообщили, что во время путешествия по ущелью повозка с изгнанным поэтом сорвалась и разбилась о скалы. Никто не выжил. На новость я ответил равнодушной усмешкой, не более. И так было ясно, что всё провалилось. Он умирал первым. Я следовал за ним.

Поднятое его гибелью восстание докатилось до дворца спустя всего несколько суток. Я ждал своей казни в темнице, как простой преступник, и, шагая к месту исполнения народного приговора, почти не ненавидел подданных. Нет. Вся моя ненависть принадлежала лишь ему – человеку, из-за которого я был обречён погибнуть. Ему и, конечно же, тем, кто подарил нам это проклятие.

Я открыла глаза и несколько мгновений ошалело смотрела в зеркало, не понимая, почему вижу перед собой лицо девушки, а не грозного царя. Преждевременно вернувшиеся воспоминания роились в голове, сводя с ума. В сумочке отдалённо и глухо зазвонил телефон, и я не своей рукой поднесла его к уху.

– Алло?

– Оль, ты где? – послышался взволнованный голос. Я прикрыла глаза, пытаясь выцепить из смешавшейся памяти имя его обладателя. Точно. Дима. – Быстро убежала так… Плохо стало? Или я накосячил как-то?

Я покачала головой, отрешённо разглядывая своё отражение. В туалет вошла женщина и, настороженно покосившись на меня, закрылась в кабинке.

– Всё хорошо, Дим, просто живот прихватило, – соврала я через силу. Не объяснишь же, что случилось на самом деле. – Прости, что испортила вечер, но я лучше пойду.

– Понятно, – вздохнули в трубке. Секунду помолчали. – Розу хоть заберёшь?

Я вздрогнула. Цветочный запах сам собой засвербел в ноздрях.

– Нет! То есть… Я уже ушла, прости.

– Тогда до завтра? – грустно спросил Дима.

– Да, до завтра, – ответила я и отбила звонок.

Значит, вот оно что. Я роза, созданная когда-то для того, чтобы раз за разом убивать одного и того же принца. И сейчас, пока я живу своей беспечной жизнью, варю людям моккачино и хожу в кино, где-то бродит он – человек, одна встреча с которым прервёт и моё, и его существование. До следующей смерти, разумеется.

Быстро забрав из гардероба куртку и на ходу застегнувшись, я выскочила из кинотеатра.

На улице было не так уж холодно, поэтому прохожие с удивлением провожали взглядами мелко дрожащую девушку. Я обнимала плечи, стараясь унять трясучку, но та всё не проходила. Первые мгновения даже боялась упасть в обморок, но не упала. Продолжала брести по улице, едва не врезаясь в прохожих. Лучше б мне вообще ничего не знать заранее, до самого конца! Как теперь жить, зная, что в любой момент я могу столкнуться с собственной гибелью?

Я нервно усмехнулась. Обычно люди и не задумываются о своей смертности. Живут себе и живут, стремятся урвать как можно больше от нынешнего дня. И чего я так распереживалась? Может, мы встретимся лет через пятьдесят, когда мне будет уже всё равно, жить или умирать. Хотя, как услужливо подсказывала мне обновленная память, все прежние разы мы находили друг друга достаточно быстро.