Утром Даша была спокойна, разве что немного медлительна, задумчива – вроде как не от мира сего. Но, чтоб это заметить, надо было приглядеться, в самую глубину глаз заглянуть, только едва ли Даша пустила бы туда сейчас кого бы то ни было. Часу в десятом услышали они, как стукнула калитка.

– Вот и Кира! Он вчера не знаю сколько раз приходил, – сказала Мария.

Даша, внешне по крайней мере, осталась абсолютно спокойной. Повернулась к входной двери, встала, прямая и… равнодушная.

Кирилл вошёл, склонив голову в дверном проёме, распрямился – и как на шило наткнулся. Чужие глаза на него глядели. Без злобы, без упрека даже. Просто – чужие.

Сколько они друг на друга глядели? Секунды. А Марии показалось – вечность. Странное на её глазах происходило и непонятное: Кирилл слова не сказал, войдя, только безотрывно на Дарёнку глядит. Чего это такое промеж них?

– Что ж ты… – Даша будто через силу губы разлепила, – Кира… У меня попросил бы… тебе я не отказала бы. Тебе – всё бы отдала.

А голос-то… лёд… слова – иглы ледяные.

– Дарья! – охнула Мария, к Кириллу глазами метнулась и того хуже стало: Кирилл… как он лицом потемнел… Да что ж такое делается?!

– Даша…

Сказал или выдохнул?

– Уходи. Не приходи никогда.

– И не выслушаешь?

– Уходи.

У Марии все слова подевались куда-то. Стоит онемелая, ладонь ко рту прижав, и только глядит непонимающими глазами, не верящими в то, что перед ней происходит.

– Это… что было-то… – спросила Мария, глядя на дверь.

– Кирилл Алку Елецкую изнасиловал.

– Да ты что?! – Марии показалось, что волосы у неё на голове зашевелились. – Ты с ума сошла! Приснилось тебе что ли, Дарья?!

– Всё, мам. Не спрашивай больше. Узнаешь ещё, теперь много найдётся охотников язык почесать.

– А тебе-то кто такое сказать мог?! Когда?!

– Да Елецкие и сказали, вчера.

С этим Даша отвернулась от матери, взяла свою школьную сумку и села за книжки и тетрадки. Это было самое лучшее занятие, которое она могла себе придумать – заняла голову задачками, чтоб не пробрались туда всякие ненужные мысли. И, как ни странно, ей это удалось, причём без особого старания. Просто сейчас, как Кирилла увидела, будто ещё одну задачку решила, ответ нашла. И стало всё равно. Досадно только, да и то, слегка – что голова безоглядно кружилась, что наивной была до глупости. А в жизни всё проще. Желания проще. Поступки предсказуемы. Если дурой не быть. Значит, не случилось ничего особенного, всё так и быть должно, как случилось. Просто она дура дурой была. До вчерашнего дня.

…Так случается, когда обрушивается на человека беда нежданная, негаданная, непоправимая. И он далеко не сразу чувствует в полной мере, что же случилось, как переменилась его жизнь. Вроде бы, в полном разуме человек: говорит, ходит, делает всё, что нужно и как положено. И даже думает, что всё понимает. Но, в самом деле, живёт, будто на автопилоте. И видит, и слышит, и понимает, но сознание и чувства принимают лишь половину от полной меры. Проходит месяц, другой, а то и через год навалится тоска невыносимая, душу точить станет, и жизнь сделается не мила… Тогда выходит человек из воли разума и такое в нём происходить начинает, что впору диву даваться – будто что-то там внутри сломалось, отчего всё вразнос идёт: и жизнь, и поступки, и чувства, и даже тело само по странному вести себя начинает.

Кирилл не помнил, как на улице оказался. Вот где главная-то боль ждала… такая, что будто угли из печи прям на живое сердце сыпанули. Пекло, жалило. Сначала больше всего обида пекла – что же она так? не спросив, не выслушав? как могла поверить любому, но не ему?