Вдруг вспомнилось, как смотрели на нее фрейлины, с какими улыбками перешептывались при ее появлении. Она-то, глупая, думала, что им не нравится служанка, ставшая равной им…

Хорошо. Что дальше? Нужно ли ей покинуть дворец, чтобы прекратить все пересуды?

А куда идти? К тете, которая мечтает ее замуж пристроить? После такого бесславного возвращения выйти замуж будет сложнее. Это здесь все знают, что ничего не было. А среди ремесленников быстро пронесется, что принц позабавился с ней и бросил. Замуж никто не возьмет – это хорошо. Но и пересуды терпеть опекунам приятного мало. Тень от нее и на брата ляжет.

Остаться фрейлиной? Не послужит ли это знаком, что она приняла правила игры и согласна стать любовницей? Но она ведь может прямо сказать о том, что ее неправильно поняли. Или не может?

Как всё сложно!

Поразмышляв еще немного, Илкер приняла решение.

Бежать сломя голову точно не нужно. Это, скорее, даст еще один повод для пересудов. Она останется фрейлиной принцессы и попытается уйти как-то спокойно, незаметно, без скандала, когда история с принцем забудется. Говорят, скоро война. Многие разъедутся по домам… Тогда и ее отъезд будет выглядеть естественно. Если уж не получится, если она увидит, что ошиблась в своих выводах и ей действительно что-то угрожает, тогда сразу уйдет. Может быть, дядя что-то придумает, чтобы она могла исчезнуть из столицы и никому не причинять неудобства. Но пока надо попытаться всё устроить без лишнего шума.

…За обедом Илкер присоединилась к фрейлинам и больше от принцессы не отлучалась. Правда, старалась быть подальше от нее. Эолин, к счастью, тоже делала вид, что не замечает «своей любимой фрейлины».

***

Солнце уже поднялось высоко, когда королева наконец смогла разомкнуть веки. Но тут же снова прикрыла их. Еще немного понежилась в постели, ожидая, когда пробьют городские часы, чтобы определить, сколько же она проспала. Она не отдыхала так целую неделю. На нее свалилось всё сразу: увлечение сына леди Лаксме, его отъезд в опасное путешествие, ссора с… телохранителем.

Эолин провела рукой по широкой постели. Полад ушел, когда небо за окном даже не посерело. Хорошо, что сын убедил его поужинать с ними. Она надеялась, что у Ялмари получится уговорить его.

Дальше она применила самое сильное оружие в битве с Марданом Поладом: слезы.

Когда дверь за детьми закрылась, за столом повисла неловкая пауза. Наконец Полад поинтересовался:

– Я еще нужен, ваше величество? Может, вас проводить?

Эолин задрожала, а следом в тарелку упало две слезы. Нет, конечно, она неспециально, но эта холодная вежливость, официальные титулы на семейном ужине, так сильно ранили ее. Он как будто нарочно делал всё, чтобы причинить ей боль. Королева вообще редко плакала, тем более при Поладе, поэтому ее слезы ударили прямо в цель.

– Ой-ой-ой… – встревожился он, – что это у нас такое?

Подошел к Эолин, легко поднял ее на ноги. Она тут же обняла его за шею и заплакала еще сильнее:

– Мардан, прости меня, пожалуйста! Не надо со мной так. Мне так больно, так страшно, так одиноко…

– Эолин, ты из меня веревки вьешь, – он осторожно собирал губами ее слезы. – Не надо плакать, пожалуйста. Мужчина чувствует себя таким никчемным, когда его женщина плачет.

Но Эолин, видимо, лила слезы за все годы, когда изображала холодную, бесстрастную королеву.

– Дан, ты ведь не уйдешь? Не бросишь меня?

Вместо ответа Полад легко поднял ее на руки и вышел в галерею, чтобы отнести свою драгоценную ношу в спальню.

Так и помирились, хотя Эолин не чувствовала себя спокойно. Полад всё еще думал, что она жалеет о своем выборе в ту ночь, когда погиб король Ллойд. А она никак не могла объяснить, что в ее жизни только один мужчина, с которым она хотела быть рядом, – это ее телохранитель. Но страх, что за исполнение этого желания однажды придется заплатить очень высокую цену, с каждым годом становился всё больше.