Чернявый гость слушал и смотрел на Агеева с особым интересом, отвернувшись от Витька, подергивая то губой, то остреньким носом.

– Ну, ты просто недооцениваешь потенциал нашего Фонда, и ммм… его связи с очень влиятельными особами… Но я бы хотел начать опрос, если ты в состоянии давать ответы.

– Я всегда в состоянии! – запетушился Агеев

И тогда гость достал из кармана затейливый телефон, на секунду вспыхнувший ярким, как огонь при сварке, светом.

– Вот скажи, Агеев, был ли ты когда-нибудь волонтером?

– Это чтоб я заместо ментов и эмчеэсников надрывался за «спасибо» и «молодец»? Нашли лоха!

– А случалось тебе быть донором, отдать кровь тяжко больному, чтоб спасти от смерти?

– Мало у меня кровушки тётка попила, а после все эти суки там, на рынке, а щас эти, на фирме, по городу гоняют, как собаку: вызнавай как, чего, где из нашего товара покупают, какие торговые марки

лучше народу нравятся, да какая тара-стекло или жестянка, а после всю эту чухню записывай и отчёты подавай!

– Посадил ли ты, Агеев, где-нибудь, когда-нибудь хоть одно дерево?

– Это всё лля-ля тополя! А чего в нашем посёлке было сажать, который Лесной назывался? Мы с мамашей картошку сажали, петрушку, морковку. А здесь, в городе, чего? Озеленители есть, пусть сажают, им за это плотют!

– Ясно… Ну, может, хоть раз старушку через дорогу перевел?

– Какую ещё старушку?! Я когда на работу еду, все старушки ещё спят без просыпу, возвращаюсь, – уже спят И потом, чо, у них внуков, что ли, нету, или там помощников социальных, что посторонним людям дергаться надо…

– Понял, понял, – проблеял гость, убирая с колен свой странный телефон.

– Вот такой я менеджер пролетарского труда, – разошёлся Агеев, – по всему, не подхожу для милостей вашего Фонда, хотя всем я недовольный.

– Нет, отчего же? Как раз вполне… И Фонд откликнется, гарантирую!

– Контра фатум нон датур аргумэнтом, – вдруг добавил он тягуче и басовито. (Против судьбы нет аргументов).

– Чево-чево?! – переспросил изумленно Агеев.

– Да ничего такого, – уже обычным своим голосом и в снисходительной своей манере, бесившей Агеева, ответил гость – это означает всего лишь «добытое из действительности знание». Однако, как это у вас говорится, пора сворачивать базар!

– У кого это у вас? – заершился Агеев, – ты что, ваще, иностранец? Или ты, по-твоему, из верхних, а мы из нижних?

– Прости, прости, друг, оговорился! Все хорошо, а будет ещё лучше, сам увидишь!

– Ага, будет! Знаем, как медные опилки за золото выдают! Да и на опилки не рассчитываем!

Но гость вдруг как-то незаметно выскользнул в дверь и скрылся, словно растворился в сумерках.

А Витёк и Агеев, поддерживая друг друга, поплелись домой.

* * *

Проснувшись утром в субботу в одном ботинке, с больной головой, Агеев жадно похлебал рассола из банки с огурцами, умылся холодной водой и позавтракал чем Бог послал, свалив на сковородку остатки тушёнки, отваренных макарон, консервированной кукурузы и залив мешанину острым кетчупом. Пока стоял у плиты, помешивая спасительный утренний набор для бухнувших вечером предыдущего дня, Агеев вспоминал вчерашнего гостя, усевшегося на его место, понятно, что туфтогогон, потом байду насчёт Фонда, и жалел, что не получилось надавать наглой морде люлей. Вот уж правда: незваный гость, что в горле кость!

Потом подумал с тоской, что в понедельник придётся нести начальнику отчёт об итогах продаж за последний месяц. Продажи шли хреново, и хотя, ясен пень, не Агеев же в том был виноват, но знал, что именно на него зверем глянет начальник как на вестника плохих новостей. Агеев даже опасался как бы в приливе злобы он его не отчислил. Самодур, блин… говорят, какого-то сотрудника, который его выбесил, он съездил по рылу прямо в своём кабинете.