Должно быть что-то… что-то совсем очевидное. Простое и понятное любому.

И ему – тоже.

Странный, совсем неуместный звук заставил мгновенно подобраться. Всхлипывания. Тихие, безнадежные. Звук настоящего, не показного горя.

Снова спрятав листовку, Тиллен огляделся в поисках его источника. Не сразу удалось заметить сидящую в нише в стене фигуру. Он осторожно, чтобы не напугать, подошел ближе.

– Простите, могу вам помочь?

Растрепанная, поникшая женщина подняла на него взгляд красных от слез глаз. С трудом удалось разобрать ее бормотание сквозь всхлипы:

– Они увезли его. Даже попрощаться не дали. Так же нельзя, неправильно это… увезли…

Не выдержав, женщина снова разрыдалась. Тиллену ничего не оставалось, кроме как переспросить спокойно и твердо:

– Думаете, слезы помогут его вернуть?

– Нет, но… Женщина еще раз громко всхлипнула, а потом посмотрела на него сверкнувшим злостью взглядом. – Что вам вообще надо? Шлите куда шли.

Так-то лучше. Отчаянье и жалость никогда не помогают, ни в чем. И сейчас ее они никак не помогут разузнать правду.

Тиллен пожал плечами.

– Теперь не могу. Уйду – не перестану думать, что же такое стряслось. Каждую минуту. И уснуть не смогу, пока не узнаю. А как же я узнаю, если уйду?

Женщина сдвинула брови, помедлила, уставившись на него стеклянным взглядом. Потом махнула рукой:

– Вот чудак же.

Может, она и права. Чудак. Который пытается разобраться в том, что устроил его соратник, раз сам этот соратник предпочел его ни во что не посвящать. Тиллен сел рядом с женщиной, прямо на мостовую. Спросил на этот раз доверительным тоном:

– Расскажете? Может, еще можно все исправить?

Как бы ему хотелось услышать от кого-нибудь эти слова. Исправить… Не отправлять Мотылька в горящее пламя. Не заставлять Сьюми шагать над бездной в надежде, что не оступится и сможет выполнить задание. Самому сделать все, что необходимо.

Но он не может. Он всего лишь наставник юных девочек, перекладывающий весь груз на их плечи.

Кажется, женщина была с ним согласна. Решительно замотала головой:

– Исправить? Нет, его в пустыню увезли, моего Райда… не увижу больше. И прах не развею, его песок заберет. А он же не любит… не любил пустыню. Как же так?

Вот-вот опять ударится в бесполезные рыдания, и тогда разговаривать с ней уже не будет никакого смысла. Потому Тиллен крепко сжал плечо женщины, посмотрел ей в глаза.

– Райд, он… ваш муж, да? – женщина растерянно кивнула, и лишь после этого Тиллен продолжил расспросы: – Был ночью здесь? А потом его схватили и увезли? Кто? Охрана «Ц-мин»? Можно попробовать его вернуть, еще не поздно, бури сегодня не было. День в пустыне продержаться не так трудно…

– Думаете, его живого увезли? Он бы уже сам вернулся, он молодец, мой Райд… был. Их там кучей сгрузили всех, кто… кто не двигался уже. А меня вытолкали, сказали убираться, если следом не хочу. А я не хочу, у меня мальчишек трое… как мы теперь без Райда-то?

Вдруг в один миг стало нестерпимо душно. Тиллен больше не прерывал вновь нахлынувших рыданий женщины: вряд ли она смогла бы рассказать еще что-то полезное. Словно в тумане он произносил что-то – наверное, слова поддержки, но мысленно был совсем не здесь.

Выходит, там погибли люди. И не так уж мало, судя по рассказанному. Но никто, кроме их родных, об этом не узнает. «Ц-мин» об этом позаботился. Теперь все возмущения будут направлены на некстати начатое строительство, а о случившемся этой ночью уже скоро позабудут. Плач родных потонет в шуме праздника.

Тиллен понятия не имел, сколько времени просидел в своем автомобиле. Молча, невидящим взглядом уставившись в одну точку. В конце концов снова достал листовку, словно та могла дать все ответы.