Насчёт поставить отравившегося на ноги, это он, конечно, погорячился. Но через несколько минут неприятных процедур, когда кувшин с пурпурной смесью опустел и всё лишнее из неудачливого деревенского парня вышло, Вилфред хотел помочь ему подняться, но конечности Ярека слушались очень плохо. Война с отравой забрала много сил. Его трясло мелкой дрожью, двигаться почти не мог, но хоть дышать стал ровно. Отёк на шее после глотка из второго флакона прям на глазах стал уменьшаться и скоро прошёл вовсе.

– Ну не ночевать же тебя тут оставлять. Я Вилфред, сын Олафа. Ты, скорее всего, меня сейчас не понимаешь, но молчать я не люблю, особенно когда вместе куда-то идти надо. Так что, терпи. Сейчас ещё и уши в трубочку скрутятся, – молодой Волк, понимая, что Ярек навряд ли понимает хоть слово из сказанного, пытался придать шутливую и беспечную интонацию голосу, уговаривая их обоих, что всё будет хорошо. С этими словами он закинул почти не сопротивляющееся тело себе на плечи, немного пошатнулся, и потащил его, как телёнка, к отцу.


Есения не могла ни дышать, ни шевельнуться, видя, как тело друга безвольно свисает с плеч молодого Волка. Только когда он подошёл ближе, стало слышно, что Вилфред беззаботно болтает, и Ярек поднял голову и выдавил улыбку, поймав взгляд сестры, она вспомнила, как дышать. Вилфред сгрузил его на землю рядом с Есей и с энтузиазмом обратился к отцу:

– Бать, может этих двоих пока к нам с Кэйей хоть на пару дней подселить? На кровати мы подвинемся, девка щуплая, много места не займёт. В деревню этого увальня она одна не дотащит, а нашим его переть – не докажешь, что это не мы его так отделали. Да и нам веселее будет со сверстниками, а то скучно совсем. Разреши, а? Мы парнишку выходим, девку накормим, обижать их не будем.

– Негоже девице вне дома ночевать, – проворчал Олаф, покачав головой. – Но, чую, без парня её в деревню не выгонишь, а его действительно лучше пока тут оставить, вдруг хуже станет.

На том и порешили.

 

Сет добрался до своих покоев последние метры, уже почти переходя на бег. Внутренний голос никак не желал в этот раз затыкаться, и разрывал мозги. Зайдя в комнату, он быстро запер дверь на ключ, в секунду переместился к высокому напольному зеркалу у правой стены, рядом со столиком. Облокотился на раму руками и прислонился к холодному стеклу лбом.

– Ну давай, покажись! Поговорим.

Изображение пошло рябью. Черты отразившегося поначалу князя исказились и приняли вид худосочного юноши с короткими серебристыми волосами. Сложно было сказать, кто из них двоих выглядел хуже. Юноша был измождённым. Глаза впали, взгляд потухший, вымученный. Под глазами синяки как после недельного недосыпа. Кожа на лице натянута так, что сильно выступали скулы. Если князь был строен и подтянут, хоть и худ – всё-таки поддерживал форму, то телосложение юноши больше напоминало о голодающих в рудниках Орконтикса рабах.

Сет отошёл на шаг от зеркала, цокнул языком, оценивая состояние собеседника, покачал головой:

– Смотрю, тебе ещё хуже? – сказал он с некоторой озабоченностью в голосе.

Юноша сменил позу, и теперь уже двигался независимо от действий князя, и едва заметно ухмыльнулся одной стороной губ.

– Я выгляжу хуже? Может быть, хуже выглядишь ты? Или, всё-таки, мы?

Теперь уже ухмыльнулся князь, садясь за стол и наливая себе вина. Он до сих пор никак не мог определиться, как он относился к подобным разговорам с отражением. Одной частью себя он понимал, что слышать голоса, и тем более разговаривать с неизвестными, скорее всего, воображаемыми друзьями – так себе история. Больше всего было похоже, что у него довольно активными темпами отъезжает крыша. А с другой стороны – сейчас это был единственный собеседник, высказывающий всё, без оглядки на статус и прошлое. И состояние Отражения всё больше и больше походившего на жука-палочника, очень его беспокоило.