– Очень мило, – произнес д’Олон, оценивающим взглядом, – …Сюда бы еще пушечку на бок прицепить, вообще бы превосходно было?

– Сен-Жан, прекрати ломать красавца! Вот эти две и хватит.

Отошел от него Франсуа подальше, не желая ничего об этом слышать. Граф и сам подумал, что ломать такого красавца-чистокровку не стоит, когда есть столько обыкновенных тяжеловозов, на которых он перевел высматривающий взгляд. Бросив мимолетный взгляд на невольно привлекшие его внимание шумные звуки от ворот, повернул голову в другую сторону на стоявших вместе Франсуа и Мачете, последний сказал: – «Не подойдет!»

– Почему не подойдет? Все нормально, я считаю.

– Как же все нормально, ты подумай о том, какая она белая будет ночью. И где ты в этих местах собрался на белом таком ездить? Не далеко же ты уедешь. Говорю тебе послушай мои слова… даже и не думай! Возьми лучше моего коня – это вещь. Ржать просто так он забыл, только в случае если почует что неладное.

Д«Олон, как впрочем и все остальные из близстоящих к нему повернулись на ворота, так как возня поднявшаяся там приняла широкозвучный характер. Оттуда доносились удары стука, лязг откидываемого затвора двери, вышедшего из башни дозорного со словами: – «Итальянец какой-то по-нашему говорит», и сами крики из-за ворот на чистейшем французском, а самое главное знакомым голосом!

Д«Олон не выдержав опрометью кинулся встречать, но не успел Тендор отворить как следует…, как граф чуть не сбивая его выскочил вовне и внес на руках держа за пояс высоко поднятым Капече Ковалоччо, радостно улыбающегося, видя столько знакомых лиц, поднявших радостное: – О-о! …при виде такого гостя, привносившего за своей спиной во двор Шандади ветра и события грозного Маонского порта той ночи, словно бы его или Менорку, залитую в одном месте полоской радужного рассветного света, можно было увидеть за открытыми воротами. Настолько неожиданным казалось появление здесь Капече, что большинство бросилось к нему, даже те кто не знал кто он такой, но увлекаемые парижанами и тем, и кто входил в костяк заговора, радовались новоприезжему немногим менее, в предвкушении того, что всегда влечет за собой появление гостя, при появлении же вызвавшем бурю восторгов.

Уже на руках группы людей проследовал молодой итальянец к врытому в землю длинному столу со скамейками, и отвечая на приветствия и горячие рукопожатия был усажен за него сразу, облепленный кучей людей. Традиция всеобщего застолья на открытом воздухе возобновилась. Известие о его приезде так широко и громко разносилось вовнутрь самого замка, так что Бертона готовившего съестное снаряжение в дорогу, а Баскета, готовившегося это снаряжение везти, оно застало глубоко в погребах, а графа де Гассе, как раз в это время лежавшего поверх постели сорвало с нее и надев наспех на ноги, заставило сбежать вниз и растолкав толкущихся, оказаться у края столешницы, что напротив Ковалоччо. Тот увидев графа просиял так же как просиял увидев Франсуа и окончательно почувствовал себя в кругу друзей и знакомых.

– Тихо! Слушайте что было после вашего свала, – встрепенув руками успокоил он галдеж, сменившийся внимательным слушанием, – Я всего не видел, но рассказывали о вас много, а уж слушать мне пришлось предостаточно и самого невероятного, уж поверьте мне. Потом вы узнаете почему? Сначало я расскажу как мне удалось пережить ту ночь.

– Капече, почему ты не пошел сразу на корабль??! Я же говорил тебе, как наступит столько-то времени сразу иди! – спросил с давно позабытым напоминанием граф д’Олон.

– Так вот в чем дело было! Полковник Беккен в соседнем номере оказывается не спал, и только мне идти – вышел он! Я так испугался этого совпадения, что решил проследить.