– Ну, да-а! – с присвистом протянул д’Олон, – А ты как же?
– Я сразу бегом! Через парк… и обратно, только чудом вернулся. Это кошмар был, я уже думал, все пропал, вы просто не представляете себе какими толпами его гвардейцы за мной бегали.
– На то они и спорадисты, – весело и заинтересованно высказал граф д’Олон каламбур7, и вовсе заржал от следующей возникшей в его голове мысли, вследствие чего очень задержавшейся в появлении на свет. Он расхохотался пытаясь выговорить что-то еще и чем заставивший графа де Гассе уже сейчас улыбнуться в долгой продолжительной улыбке. Шевалье д’Обюссон в это время просто громко зевал, как наконец-то услышал с отвлеченным вниманием.
– Итальянец брат смелый, в семером одного не боится.
– В семидесятером! – отрезал он даже с какой-то грубоватой резкостью, чем рассмешил так же и себя.
На него уже более не дулись и знаком расположения явилось то, что де Гассе раздавая карты стал ложить их так же и на д’Обюссона, зная что игра не сможет помешать ни еде, ни разговору.
Д«Олон, однако немного просмеявшись, заметно сменился в настроении до помрачнения.
– …Значит он так обошелся с тобой?
– Кстати, д’Олон, забежав во дворец я нашел самый лучший эпитет к маркизу Спорада, против твоих шакалов, собак и коршунов-стервятников, который ты к нему давно подыскиваешь.
– Даже эпитет. А не кличку. Скажи сам-то я разочаровался в своих силах. Наверное…
– Ни даже не хищник! – Демон!
– Нет, ни райт и не эгзектли! – возразил граф де Гассе, – это прозвище больше подходит к самому же тебе /Франсуа/. Скажи, как тебе удалось выветриться из дворца, когда ты туда попал, мы не слышали!…
– Он не промах, под этим предлогом спрятался в покоях нашей хозяйки. На всю ночку!
– Д’Олон!?? – по-дружески грозно вскричал на него д’Обюссон, добавляя, но сорвавшимся голосом, – Я запрещаю тебе говорить про нее!…всякий вздор.
– Правильно, потому что про неё можно говорить только героические вещи. Не пешком же он сюда пришел, – произнес граф де Гассе и отклонился назад с руками к находящимся у него за спиной одной из двух дверей, являющимися смежным выходом из смежных, и между собой дальних комнат, в которых за дверьми он почувствовал шорох и закрыл там слуг, могущих помешать их разговору, чуть не пропустив ответный защитительный выпад Франсуа.
– Друзья! Вы меня просто убиваете! У меня и так голова кругом ходит, и сердце разрывается!
– Что дала отпор? – Такой что ты вылетел на нем из дворца и с досады погнал всю эту гвардию по парку, в итоге оказавшись в седле и с новой шпагой, – заглядывая под низ спросил де Гассе.
– Это подарок. – огрызнулся д’Обюссон и почувствовав что сказал слишком мало, а точнее не досказано самого важного, чем только дал новую пищу для издевок, но поздно спохватился.
– Ну да, мы о чем и толкуем.
– О-ох! Вы несносные люди дайте мне только слово сказать! Хотя нет, ничего я вам говорить сейчас не буду, вам нельзя ничего сейчас говорить!
– Все, больше не буем. Потом ты обязательно нам все расскажешь, а сейчас ты должен поделиться с нами как с твоими старыми друзьями, о том что у тебя накипело на сердце? Выкладывай, не стесняйся, – довольно доверительным тоном произнес д’Олон, так что никуда от этого не было деваться. Думая что и в каком виде преподать свое наболевшее, выражение его лица нахмурилось и он издал непроизвольный еле слышимый вздох.
– Вот что я вам скажу, друзья… Зря вы на меня дуетесь! Я ездил и нашёл вам приключений! Чем забить вашу скуку – будет! Отправляемся развеяться в самом скором времени!… В общем этот Демон тиранит нашу хозяйку и ее нужно защитить, даже более того выручать, он готовит ей злейшее из самых гнуснейших дело, какое только может быть для незамужней девицы.