И он сюда приперся!…И с ужасом вспомнил, что назвал дворецкому свое имя!

«Вот так дела!»

Стараясь не подавать перед дамой виду, он тем не менее не смог удержать себя от суеты и заметался возле нее, не зная в какую сторону податься её обойти и под каким предлогом отделаться, нельзя же в самом деле так прямо валить отсюда без всякого такта. Шевалье Франсуа распрощался с ней и выбрал направление в дальний конец узкого оранжерейного коридора, быстрее наружу, подальше от зала, на ходу вспоминая предательские выражения лица дворецкого. И как это удивительно что случай / оброненный веер/ свел его с дамой, которая непринужденным болтанием открыла ему глаза, прежде чем положение его не усугубилось до безнадежного. Как желанны сейчас ему показались родные пенаты захваченного замка, к которым уже устремился поскорей. Но сейчас он шел, а не считал, дожидаясь рокового момента. Однако в том, что ему наговорила дама, им чувствовалось какое-то несоответствие, вернее неестественность, того же вдруг оброненного перед ним веера. Могла ли она слышать слова дворецкого?…В разгоряченной голове Франсуа моментально собрал все детали к ответу на возникший вопрос. Конечно же это ее подослала хрупкая утонченная белянка герцогиня Неброди, разобравшаяся в разговоре между ее отцом и ним, больше чем герцог.

Окрыленный участием молодой герцогини шевалье Франсуа счастливо и еще уверенней зашагал к выходу из оранжерей …как новая мысль, еще светлее прежней, озарилась сознание нашего героя… А не есть ли вообще все это злостная выдумка того же мстительного ума, на внешнее очарование которого за продолжительное время сопутствия он так ни разу и не удосужил должным взглядом? Белянки в сравнении с воображаемой Мальвази его не привлекали Теперь же наоборот всё внимание перешло к возможной ей устроительницы сего приведения его в полное смятение или же наоборот спасения. Её герцогский титул сделался вдруг манким.

Здесь можно было окончательно запутаться в мыслях и потеряться в догадках, если бы он не шел и не знал куда шел. В любом случае там он мог узнать все и вернуться тогда; и почувствовал что вернется он с пылкостью светского льва, пусть даже и под насмешки посвященных в интригу и пусть даже всех остальных дам вместе с кавалерами, ему в его положении забредшего француза, отстоявшего Шандади было это не страшно, лишь бы попасть в круг общего внимания и главное своей даме сердца, сделаться наицентральной фигурой среди приглашенных гостей.

По выходу из оранжереи на портал он неожиданно для себя попал в ночь… хотя внутреннее ощущение ее возникло в нем прежде, но морально он к ней не был готов и остановился, не решаясь идти во тьму. Возникло огромное желание вернуться обратно, в бальный зал, но пересиля это, шевалье Франсуа пошел, сходя по ступенькам вниз и направляясь в сторону завиденной им левой боковой дорожки, стряхивая с себя остатки поналезшей в голову дури, а уж на то, чтобы забиться всякой чепухой и с нее навыдумывать себе невесть что, его головушка была способна. Ночная прохлада окончательно вывела его из состояния эйфорического, заставляя трезво оценивать обстановку. Точнее к этому подтолкнула реальность окружающей его темноты, в которую он вглядывался с настойчивым желанием, стараясь высмотреть вокруг себя что-либо подозрительное. Он уже снисходил по узкой беломраморной дорожке, как решил что если он и далее так будет продолжать идти, то подозрительное само свалится ему на голову… но как часто бывает в подобных случаях, он все еще не верил тому что знал, точнее не мог заставить себя в том полностью убедиться и теплил благую надежду, не желая что-либо менять в спокойно складывающейся ситуации и главное отпугивать установившееся заместо тревоги, спокойствие в себе.