Шура распахнул дверь авто, помогая мне сесть. Я размечталась о длительном партнёрстве, а может, и семье, чем чёрт не шутит, с этим добродушным и внимательным человеком.

Он мне нравился всё больше. Мы ехали по ночному городу и болтали как будто сто лет знаем друг друга.

– Ты приедешь ко мне на день рождения? – спросил он вместо попытки поцеловать.

– А когда тебе?

– 22 января.

На дворе стоял декабрь. Я расхохоталась.

– Ничего себе ты продуманный! Почему так заранее? Кстати, моему отцу день рождения в этот день. Где планируешь отмечать?

– В Доминикане, – ничуть не смутившись, ответил он.

Я смотрела в его глаза, пытаясь обнаружить признаки издёвки, но он оставался серьёзным.

– Поедем?

Я на автомате кивнула. И уже в лифте подумала: «Ну, дела… Ничего себе, крутые виражи жизни. Шутит, наверное».

Дома мысли переключились на маму и про Шурика я забыла. Утром прилетела смска с просьбой скинуть фото паспорта.

«Так бывает», – успокаивала я себя, пытаясь поверить в новогоднее чудо.

Отношения развивались быстро. Его прозрачно-голубые глаза смотрели с нежностью, и я в них утопала. Александр, мне больше нравилось называть его полным именем, оказался обходительным, заботливым и щедрым. Разница в семь лет снимала с меня решение многих вопросов. Я хлопала глазками, доверяя его вкусу, наслаждалась неожиданным романом и широким мужским плечом.

Жил он неподалёку от моего дома в съёмной квартире со свежим, но каким-то уж очень скромным ремонтом. Я старалась не думать о дешёвых обоях и вздыбившемся ламинате, а когда предложил – решила попробовать жить вместе. Обстановка – дело наживное, встанем на ноги – устрою всё по своему вкусу. Моему сыну четырнадцать, он рано повзрослел, потеряв отца. Я хотела взять его с собой, Александр был не против, но Эмиль настоял, что справится сам. Квартиры наши были неподалёку – ещё одно чудо в многомиллионной Москве, и я позволила ему жить самостоятельно с ежедневным созвоном с докладом о ситуации.

Болезнь мамы, остановленная химиотерапией, притихла, и наметилась положительная динамика. Я была счастлива. Её сила и моя безграничная вера сотворили чудо, так мне казалось. Мы с сыном слетали проведать её. Мама выглядела неплохо, много смеялась, радовалась внуку, примеряла мою шубу и выпытывала подробности нового романа.

– Какой он? – спрашивала она за завтраком.

– Александр внимательный. Никогда не приезжает в гости с пустыми руками. Может неожиданно предложить купить новое платье. Узнав, что завтра иду на маникюр, перевести деньги. Возит меня на работу и забирает.

– Какой-то приторно положительный. Подозрительно.

– Да, есть такое, – я засмеялась. – Просто, мамуль, мы отвыкли от нормальных мужчин и во всех ищем подвох.

– Урод, что ль? – не унималась мама.

– Нет, не урод, симпатичный.

Я скучала по нему, мы созванивались и радостно встретились в аэропорту, но семейное счастье длилось недолго.

Однажды вечером мы начали играть в нарды, и когда я выигрывала у него, он пытался отыграться и психовал. Я поддавалась, опасаясь получить доской по голове.

– Ты совсем не умеешь проигрывать.

– Не умею! И не люблю! Друг предал, встречаемся через десять лет, он руку протягивает, улыбается тварь, всё забыл. А я не забыл. Я помню, я всё помню!

Обида длиною в десять лет грызла его изнутри, а образ мысли шёл вразрез с моим человеколюбием и стремлением найти оправдание для каждого некрасивого поступка. Со временем я стала замечать у Шуры психологию нищеты. Он покупал продукты только по акциям, затаривался чистящими средствами и бритвами Gillette, если на них были жёлтые ценники, вырезал купоны из бесплатной газеты, чтоб получить дополнительную скидку на набор сковородок на предновогодней распродаже. Когда предложила переехать в квартиру получше, идея ему не понравилась.