– Игнатий… – ответил священник.

– А по батюшке как?

– Зовите просто – отец Игнатий… – твердо сказал священник.

– Ну да, да… Понимаю… – проговорил Петр Андреевич и вздохнул. Называть батюшкой этого тоненького, раза в два моложе его священника не поворачивался язык.

Осмотр прошел как обычно. Изнутри церковь была строгая, сумрачная. Всюду чернели накидки. Во время инструктажа священник слушал Петра Андреевича внимательно, расписался в положенном месте и застыл. Глаза его ласково смотрели на Петра Андреевича, но весь вид был отрешенный и выжидательный. А Петр Андреевич складывал в это время бумаги в портфель и почему-то очень волновался. Он все ждал, когда спросит этот… тьфу… батюшка, почему он, Петр Андреевич, не ходит в церковь. Ожидание это так волновало его, что руки тряслись, и бумаги никак не складывались в портфель.

«Господи… – подумал Петр Андреевич. – Еще подумает ведь, что я алкоголик какой».

От испуга он смял листки и так и застегнул портфель, поставив его на скамеечку под березой, что росла в церковной ограде. Потом быстро и испытующе взглянул на священника. Тот по-прежнему ласково смотрел на него и по-прежнему отрешенно, выжидательно.

Похоже – это Петра Андреевича испугало сильнее всего, – он и не собирался ничего больше спрашивать.

– А я… – неожиданно, удивляясь самому себе, буркнул Петр Андреевич, – я ведь, между прочим, толстовец буду…

– Вот как? – вежливо удивился священник.

– Да… Именно так… – подтвердил Петр Андреевич и, заметив, что это его признание не заинтересовало священника, добавил обиженно: – А прежний-то батюшка всегда спрашивал, скоро ли буду креститься?

– И что же? – улыбнулся отец Игнатий. – Будете?

– Зачем? – расцветая ответной улыбкой, воскликнул Петр Андреевич. – В Бога и так можно верить – вот такие у меня убеждения.

– Неверные это убеждения… – сказал отец Игнатий и, не давая Петру Андреевичу времени на ответную реплику, добавил: – Ну да Бог милостив, может, еще вразумит вас…

– Бог? – растерянно переспросил Петр Андреевич. – Почему Бог?

– Вы же сами сказали, что вы – толстовец. Значит, вы верите в Бога, только по-своему, неправильно. И может быть, Бог и смилостивится, откроет вам глаза…

– А вы?

– А что я? – Отец Игнатий пожал плечами. – Если вы – толстовец, значит, меня для вас как бы и нет…

– Почему же нет, если вот вы – стоите?..

– Так ведь, по Толстому, кто тут стоит? Человек, который народ дурачит, а не священнослужитель…

– Да?!

– Да… По Толстому, именно так получается, – сказал отец Игнатий.

Петр Андреевич вздохнул тяжело.

– Нескладный какой-то у нас разговор получается… Вот с прежним батюшкой мы любили, любили потолковать о философии. Жалко его, очень душевный человек был…

– Царствие ему Небесное… – перекрестился отец Игнатий.

– Да… – вздохнув, продолжал Петр Андреевич. – Душевный. А знаете, я вообще-то помянуть его хотел… Можно?

И Петр Андреевич вытащил из портфеля бутылку настоящей заводской водки. Отец Игнатий пожал плечами.

– Не положено, конечно, Великим постом это дело. Но вы ведь толстовец. Помяните… Что ж… Дело такое.

– А вы со мной не помянете?

– А я, извините, не употребляю… – ответил священник. – Я помолюсь за него лучше…

Петр Андреевич недоверчиво посмотрел на него, но настаивать не стал. Вытащил из портфеля стопочки и наполнил их. Потом посмотрел на церковь и перекрестился. Взял стопку и выпил. И хоть заводская была водка, не подпольная, не поддельная – точно знал Петр Андреевич, – но показалось, будто бензин выпил.

Сморщился. Вытащил папиросы из кармана, закурил.

– Прежний-то батюшка тоже Толстого не жаловал… Поругивал его.