Компания остановилась в нерешительности. Инопланетяне продолжали играть, не обращая на них внимания.

– Моцарт, – сказал Дачная амнистия.

– Моцарт? В четверг? – С сомнением покачал головой Профессор.

– Вивальди! – Определил Михалыч. – Времена года.

– Согласен, – кивнул головой Профессор. – Лето.

– Середина июля, – уточнил Михалыч.

– Восемь часов утра, – вставил Дачная амнистия.

– Уже девять, – посмотрел на часы председатель.

Михалыч кашлянул.

– Я извиняюсь, граждане, нам бы насчет денег уточнить.

Инопланетяне перестали играть и захлопали черными большими глазами. Потом один из них показал им неприличный жест.

– Ну, я же говорил, – тут же засуетился радостный председатель. – Вот и консенсус!

– Чего? – Спросил Дачная амнистия, с надеждой запомнить красивое слово.

– Вы нам лапшу не впаривайте, сволочи инопланетные! Интеллигентно, но очень угрожающе заявил Профессор. Он почувствовал, что ускользает его мечта в три фазы и регулируемым углом подачи доски. – Я и сам могу пальцы крутить!

Он поднял с земли палку и с решительным видом двинулся к инопланетянам.

– Может, не стоит этого делать? – Неуверенно, с остатками благоразумия спросил председатель.

Но было уже поздно.

…Бежали они сквозь кусты, не особенно разбирая дороги. Впереди мчался председатель, потерявший, по его словам, все здоровье на этой должности.

Замыкающим бежал Михалыч, подтягивая слетающее трико.

Профессор с Дачной амнистией поддерживали друг друга, спотыкаясь и падая.

Отбежав приличное расстояние, они остановились, переводя дыхание.

– А еще гуманоиды, называется, – Профессор грязно выругался. – Сказали бы по человечески! Зачем же сразу своими флейтами махаться…

– И все по голове! – Поддержал Дачная амнистия, потирая ушибленные места.

Помолчали.

Со свистом, рассекая воздух, пролетела палка.

Профессор пригнулся.

Палка ударилась о дерево и отскочила к их ногам.

Они молча посмотрели на нее.

– Ну, я пошел? – Сказал председатель. – Должность, знаете, обязывает. Дела!

И уверенной походкой зашагал к своему участку. По дороге возмущенно разводил руками и вопрошал куда-то в небо.

– Деньги!.. Какие деньги? Это же надо такое придумать! Совсем люди совесть потеряли!

Голос постепенно затихал. Ему посмотрели вслед, вздохнули и неторопливо стали расходиться по своим делам.

После обеда Михалыч, сожалея о неразумно растраченном времени, решил наверстать упущенное и все-таки окучить картошку.

Он взял тяпку побольше и энергично принялся за работу.

Но солнце уже стояло в зените, голову напекло, он потерял сознание и упал прямо в борозду.

Когда пришел в себя, снова взял в руки инструмент.

К сожалению, солнце продолжало стоять высоко, и он опять потерял сознание.

Однако Михалыч был не из тех, кто отступает после первых трудностей.

Тем более, картошка создавала внизу кое-какую тень.

Прошелся с тяпкой несколько метров и снова упал.

Пришел в себя и стал работать.

Потом упал.

И так – с неумолимой периодичностью.

Соседи, которые возводили забор, бросили свое занятие и стали наблюдать за циклическим процессом.

– Странный метод агротехники, – сказал один из них. – Но что-то в этом есть.

– Слышь, сосед! – Прокричала супруга. – А ты не пробовал, когда уже внизу, одновременно и пропалывать?

Михалыч запустил в них тяпкой, и радостные лица скрылись за недостроенным забором.

День сегодня явно не заладился.

Тогда он решил заняться баней. Тем более, накануне поставил электрическую печь и все ждал удобного случая, чтобы опробовать.

Печь, повторяю, была электрическая. Кто в теме, сразу поймет несравненные преимущества. Для нее не нужны дрова и сопровождающие их вечные проблемы с пилкой, колкой, сажей и грязью. Все чисто и просто. Включил, нагрел – и мойся, сколько хочешь. Так, во всяком случае, утверждал поставщик. И так писалось в инструкции. Сначала на казахском, потом на узбекском и потом на русском языке мелким шрифтом. Со множеством грамматических о орфографических ошибок. Были, конечно, сомнения, выдержат ли пакетники, но общительный и словоохотливый продавец заверил, что можно подключать хоть атомную электростанцию: выдержит любая проводка!