Не выдержала. Причем, в самый неподходящий момент.

А именно когда Михалыч начал поддавать пару и уже стал хлестать себя веником.

Где-то сухо щелкнуло и в бане погасло освещение. Печка, испустив протяжный писк, начала остывать со скоростью наступающего ледникового периода.

Михалыч чертыхнулся и выглянул в оконце.

До столба, где находился счетчик с предохранителями, было недалеко: метров пятьдесят. И проблем не было их снова включить.

Но это для одетого человека. А когда уже начал париться, не одеваться же снова?

Немного пособиравшись с мыслями, Михалыч взял простыню, закутался в нее, как римский патриций, и, крадучись, вышел из помещения.

Осторожно перепрыгивая между кустами смородины, он уже почти подбежал к столбу, как сзади услышал шум работающего перфоратора.

Проклятые соседи после обеда снова принялись за работу.

С ловкостью вьетнамского партизана Михалыч бросился в кусты и притаился.

Надо подождать, когда перейдут на другую сторону, решил он.

Но соседи продолжали топтаться на одном месте.

А тут еще эти проклятые муравьи… Пользуясь его беспомощностью, они решили взять реванш за те инсинуации с хлорофосом, которые Михалыч устроил им на прошлой неделе.

«Ну, собаки, всех выведу!» – путая видовую принадлежность, прошипел он про себя.

Куда-то спешила по своим делам божья коровка. Но увидела голого человека в простыне, остановилась и замерла от удивления.

На микроскопической черной мордочке явственно можно было увидеть сначала недоумение, потом восторг.

Михалыч согнул палец и щелчком запустил божью коровку на околоземную орбиту.

На проводах захохотали ласточки.

А потом прилетели комары. Странно, днем же их обычно не бывает! Видимо, сообщил кто-то из местных.

Лежать стало невмоготу. Он уже собрался встать и изобразить типа: «Привет! Вот и я! Хэллоуин!..» или что-то в этом роде, как соседи, наконец, перешли на другое место.

Михалыч осторожно встал и только собрался подбежать к столбу, как сзади раздался грохот падающего профлиста.

Михалыч с коротким визгом снова юркнул в свое убежище.

Пока соседи между собой выясняли, кто из них «раззява», Михалыч решил поменять дислокацию и перебрался за сливу. Ствол дерева был довольно толстый и позволял стоять незамеченным.

Если бы не острые сучки!

В результате чего простынь и порвалась.

Подняв разорванный лоскут, он покрутил его в руках с мыслью, куда бы засунуть.

Сзади раздались аплодисменты, крики восторга и советы по его применению.

Михалыч резко обернулся. Он совсем забыл про дачу на смежном участке. И про то, что хозяева во второй половине дня обычно собирались на мансарде пить чай.

Не найдя ничего лучшего сказать в свое оправдание, он произнес первое, что пришло в голову.

– А я, может, нетрадиционной ориентации!

Хотя, спроси его, причем здесь ориентация, он бы вряд ли ответил.

Затем, уже не скрываясь, с невозмутимой гордостью Аполлона, перебросил простыню через плечо, подошел к столбу и щелкнул пакетниками.

Так же, с высоко поднятой головой вернулся в баню.

Но настроение было уже испорчено. Тем более, что пакетники опять вырубились.

Решив завтра с утра разобраться с продавцом, Михалыч пошел домой.

Но отдохнуть не удалось.

Приближался вечер, и на горизонте снова замаячил Дачная амнистия.

– Ну, ты что, Михалыч? Тебя все ждут! Пошли, инопланетяне проставляются!

Михалыч показал на правый бок, где у всех людей обычно располагается печень.

– У вас совесть есть? Все здоровье уже потерял! Будет ли у вас хоть какая суббота без пьянки? Я картошку окучить не могу!..

– Какая картошка, Михалыч! – Дачная амнистия захлопал глазами чистыми, как у ребенка. – Там уже все собрались! Водка греется. Амнистия ведь!