Вечер окончательно перешёл в ночь. Мы постепенно уходили всё дальше и дальше. А я, укачиваемый поступательными движениями ушастого мула, был готов полностью погрузиться в царство сна, но этому не предстояло сбыться – помешал пронзительный треск палок, принявшихся лопаться под тяжестью копыт.

Вокруг играющим шелестом зашуршала листва. Со всех сторон начали мелькать столбообразные силуэты, а в лицо настырно лезть ветви деревьев. Похоже въехали в лес, – подумал я. – Тьма перешла в абсолют, заставляя пригнуться, прижавшись к седлу, и что есть мочи напрячь чувства, дабы случайно не выколоть себе глаз чем-нибудь торчащим на пути. Но на мою радость такие блуждания и уклонения от вездесущих веток не продлились долго. Мы остановились.

– Ночь переждём здесь, – сообщил Корвус из лежащего передо мной пространства тьмы и незамедлительно спрыгнул вниз с такой прытью, словно внизу, у копыт скакуна, всё не скрывалось мраком, а виделось отчётливо, как при свете дня. Раздалось шуршание. Я же совершенно не представлял, что окажется внизу, поэтому слезал с осла аккуратно и медленно, хотя вернее было бы заметить – сползал.

Стоило опуститься, как под ногами, проминаясь словно подушка, ощутилась ватоподобная поверхность. Совершенно не представляя положения вещей вокруг, я принялся полусогнуто осматривать пространство, чтобы хоть как-то оценить обстановку. Всё походило на небольшую поляну.

Ко мне подошёл Корвус и, сунув что-то в руки, сказал:

– Нужно разбить лагерь, – после чего сразу же исчез в лесной чаще.

Пришлось повозиться, чтобы понять, какие вещи у меня в руках и где же лучше всё разложить. Пока я маялся, Корвус успел вернуться с полной охапкой хвороста и снова уйти.

Для меня оставалось страшной загадкой то, как ему удаётся ориентироваться в этой тьме и не выткнуть себе глаза о ближайшую ветку. Его поступь ничем не отличалась от дневной, отдавая совершенной твёрдость и пугающей недоступностью слуху, словно перед тобой был ночной хищник, вышедший на охоту и готовый подобраться незаметно к кому угодно даже средь бела дня.

Пока я делал спальные места и сооружал костёр, из головы всё не выходили вопросы: «Почему мы не заночевали в городе?», «Почему именно в лесу?», «Какие причины этому могут быть?», «Ему не нравился город?», «Или же он от кого-то скрывается?».

Когда всё было готово для розжига, встал вопрос о том, как бы раздобыть огонь. В вещах, переданных мне, не было и намёка на огниво или хоть что-то, что могло его заменить.

–А чем разжигать? – спросил я вернувшегося с очередной охапкой хвороста Корвуса.

В ответ он просто остановился перед сооружённым костром и что-то про себя проговорил, предварительно вытянув руку по направлению к нему. В следующее мгновение с области пальцев вылетел малый огонёк. Можно сказать, безобидный. Но его хватило, чтобы сотворить пламя.

Помнится, я тогда разинул рот. Всё сошлось. Странности поведения, рождаемые вокруг чудеса и необходимость Корвуса в весьма удивительных вещах. Во мне давно витала догадка, но никак не получалось её подтвердить. Теперь же всё стало очевидным – он был магом.

Породив огонь, Корвус снова ушёл в лес. С появлением света пространство вокруг проявило себя и мне, создав на душе некоторое подобие душевного тепла. Заплясали тени, постоянно заигрывая с моим воображением.

Снова появился Корвус. Опять же с охапкой веток в руках, наверно, пятой по счёту. Эта ноша была сброшена возле костра, и он, наконец, прекратил лесные походы, принявшись с пристрастием рыться в сумке, висевшей на его четвероногом друге.

Неожиданно треск костра нарушился его прозвучавшим голосом, обращавшимся ко мне, уже сидевшему спиной к дереву: