Но то воздействие света, то его упокоение в итоге не выполняло свою роль. Чары растворялись, развенчиваемые шумом и гамом. Галдёж истинно стоял. И отменный. С разных концов просторного помещения доносились не всегда даже человечные возгласы, пьяная брань, крики, и временами всё это разбавлялось жалобным звоном посуды, так и взывавшей с мольбою не бить её.

Вечер плавно переходил в самый разгар, и народу становилось больше и больше, а свободных мест всё меньше и меньше. Корвус орлиным взглядом оглядел пространство трактира, будто оно истинно являлось его вотчиной и, завидев цель, сразу направился к одному из таких свободных мест у стены. Я последовал за ним.

Пришлось немало полавировать между столиками, подобно кораблю меж скал в бушующем море людского броженья. Но оно стоило того. Наконец, спустя десяток изгибов, добравшись до заветного причала, у меня появилась та желанная возможность как сбросить с себя весь несомый груз, что всё сильнее отягощал тело и уже накатывал усталость волноподобными приливами.

Пока я располагал вещи, Корвус удалился к трактирщику, теневидно мелькая среди скопища людей то тут, то там. Спустя минуты он явился обратно. Я догадался, что им была заказана еда. И уже поближе узнав своего спутника, понял – меня явно не обделили. От этого на сердце стало радостно и тепло.

Наступил момент ожидания. И каждый принялся преодолевать его по-своему. Корвус превратился в камнеподобную статую, с навечно прикованным взглядом в одну точку, отчего складывалось впечатление, что он даже не моргает. Я осматривал помещение трактира, временами сосредотачивая свой взгляд на спутнике. Уж слишком необычным казался он человеком.

Как и при нашем знакомстве, первым делом к себе приковывали внимание его горящие бледно-зелёные глаза, неизменно мерцавшие тлеющими угольками в тёмных недрах капюшона. Сидя во впалых глазницах, они были единственным атрибутом, напоминавшим собеседнику, что перед ним на самом деле живой человек, а не еле заметная ходячая тень. Да и такой выразительной бледности кожи и губ, особенно подчёркиваемой полностью отсутствовавшей бородой, мне ещё не приходилось видеть. Складывалось ощущение, что он уже три дня как был мёртв. Но несмотря на всё это, его внешность не отталкивала, не формировала неприязни или отвращения. Она просто делала его необычайным.

Самой же выразительной частью лица Корвуса являлся нос – острый, профильный, можно даже сказать, аристократический, он весьма неплохо сочетался с отсутствием волос на голове. Последнее мне удалось понять, только оказавшись ровно напротив за столом.

Мои наблюдения, проводимые с описанной тщательностью, были прерваны. Корвус неожиданно вышел из своего состояния статуи, отчего я дёрнулся, словно ужаленный. Однако тот испуг он будто не заметил и как ни в чём не бывало, даже не шевельнув и мускулом, спросил:

– Большинство людей не умеет читать, откуда у тебя такой навык? – с глубинным интересом рассматривали его глаза меня.

Я наклонил голову вниз, успокаивая своё только что испуганное резкостью сердце и слегка погладив волосы рукой, принялся припоминать минувшие дни.

– Нуу… – активно выстраивалась история в голове. – Для начала мой дед умел читать. Не сильно, – покачал я головой из стороны в сторону, продолжая, – но ему и не требовалось часто. Была-то всего одна книжка. Так что получил я начальные навыки от него. Остальное же стало предметом удачи – так, в моём родном городе проводились занятия для детей купцов, вельмож и учили там всякому, к примеру, читать и писать, – продолжая выстраивать историю в голове, рассказывал я. – В тёплое время года обучение проходило на улице. Прямо во дворе одного знатного дома. Место это хоть и закрытое, но обширное, а если так, то как не найтись в большом заборе лазейкам и дырам. Через них мы с мальчишками всё и заметили. Увидели, что внутри идут занятия и принялись также слушать вещавшего там педагога.