сонное бормотание.
Белым по синему день
вышит на стёклах цветами.
Там, за стеною, мороз,
звёзды полночные плачут.
Лижет ладонь мою пёс,
тычется носом горячим.
Лёд к охлаждению лба.
Реют миражно стрекозы.
По дому бродит судьба,
держит не веник, но розы.
У изголовья кладёт,
вазу водицею полнит.
Больше никто не зайдёт.
Больше никто и не вспомнит.
У времени в горсти
Медовый пряник испеку
и в гости позову.
Что ещё надо, старику? —
Времён шитьё – по шву.
Сам белу скатерть расстелю, поставлю самовар.
Не буду говорить: люблю, —
стар для любви я, стар.
Живу, что в гавань кораблю,
у времени в горсти.
Прости за то,
что не люблю,
тебя любя.
Прости.
Живое небо
Живое небо по ночам являет
нам призрак звёзд,
которых
не бывает.
Но зрелище небес необычайное
явление нисколько не случайное.
Мнимое счастье
Можно срезав цветы подарить,
и в красивую вазу
озарив интерьер, поместить
вдалеке от окна.
«Всё равно отцветут», —
промолчать оправдания фразу. —
Эта фраза печали, по сути своей, неверна.
Всё равно отцветут. – Вроде точно,
но только отчасти.
Отцветут вне корней,
и семян не дадут никогда,
то есть деток.
Непрочно
стеклянное пьяное счастье.
Счастье, рядом с которым
незримо гуляет беда.
Накануне забытья
Сяду я себя забуду…
Геннадий Шпаликов
А ведь ты была права.
Захотелось мне покоя,
привыкаю забывать сам себя и всё такое.
Вот уже, никак вчера, позабыл,
что ветер светел,
вспомнил вечер у костра
поутру, под скрипы ветел
но полсотни лет спустя.
Стал, как малое дитя
сочинять, что годы были,
но успели полинять.
То, что вместе подзабыли,
тщетно порознь вспоминать.
В забытьи, а не из лени
стал вытягивать слова,
словно чурки из поленниц,
под названием дрова.
Несмотря, что быт суров,
я не помню облик дров,
кроме тех, что наломал.
Для чего? – не понимал.
И теперь не понимаю,
когда время истекло.
Говорят, – грядёт зима и
надо людям дать тепло…
Жаль, хотя не для укора,
забывает голова твои тёплые слова
посредине разговора,
а из глубины двора начинает ухмыляться
расставания пора, где секунды долго длятся,
доползают до минут и секут,
секут,
секут
прежней памяти края,
накануне забытья.
Ливень в Спасском
В Спасском бушует ливень,
листьев сбивая медь.
Не было дня счастливей.
Да и не будет впредь.
Первый порыв листопада.
Дом возрождённый вновь.
На расстоянии взгляда
Родина и любовь.
Рана
А заживленье ран – душевная работа…
Юнна Мориц
Нельзя терзания продлить, но,
закусив губу до пота,
возможно рану присолить,
чтобы нашлась душе работа.
Боль мысли уведёт ко дну
и ты заметишь над собою
внезапно небо голубое,
и неизбывную вину.
Выше крыши
Времени выше крыши,
ниже вот пустота,
даже отсутствуют мыши,
ищущие кота.
Если пустые мысли
от журавля несём
вёдрами на коромысле,
то звона полно во всём.
С тех пор, когда в урочный час
Н.П.
С тех пор, когда в урочный час
промчалось время мимо нас,
не дав, как следует вглядеться,
а только лишь дохнув огнём,
мы наглухо застряли в нём,
забыв, что выбрались из детства.
И вот,
с разъезда городами
прошло полвека. – Переплёт.
Но память-то не голодает,
не осуждает, не гадает,
она по-своему живёт.
Да было ли любовью это,
тех дней зима, весна и лето,
уже никто не может знать.
Напева радости и света,
достаточно
на полкуплета,
чтоб им Вселенную объять.
Начнём сначала
Смерч прошёл, оставив бурелом,
унесло куда-то ветром крыши…
Все убытки на стихию спишем —
не осталось ничего в былом.
Смерч прошёл.
Нет на реке причала,
дальше не уплыть нам, никуда…
Может быть, начнём всё вновь,
с начала…
Вопреки стихии.
Навсегда.
«Берёз пожелтевших листву отражая, вода…»
Берёз пожелтевших листву отражая, вода
в реке моей юности вся золотится от света.
Когда-то цыганка осмелилась мне нагадать
печальную осень и очень весёлое лето.