не Ева – яблоня сама.
И было велено – спилить, —
плодов не меряно пропало.
Уже в паденье вздрогнув: «Мама!», —
склонилась крона до Земли.
Коснулась яблоня земли,
ни грана света не добавив.
Угрюмо пильщики ушли, —
им, ангелам, не подобает
то ведать, что замыслил Бог.
Им всякое решенье мудро.
Однако наступило утро,
перешагнув через порог.
Господь, чтоб недочёт исправить,
а яблочкам не дать пропасть,
двух грешников решил отправить
на Землю нашу. Власть есть власть.
Историю я вспомнил эту,
когда спилили под окном
вот также яблоню, но светом
дом тоже не был осенён.
Окошек не пробила синь.
Проблема видимо не в кроне.
Мне не забыть, как вздрогнул сын
и спрятал личико в ладони…
Мелководье
Неделя осталась до полной Луны,
когда мы пройти мелководье должны,
но для достижения цели
нам надо приблизиться к мели.
А там, уцепившись всем якорем в дно,
стараться быть с тянущим дном заодно,
русалок не слушая стоны,
что в рифах несчастные тонут.
А если начнутся внезапно шторма,
от песен сирен не лишиться ума.
Успеть, даже зная, что это зазря,
не выбрать, а в раз обрубить якоря.
Уйти, не дослушав русалок упрёк,
себе вопреки и волне поперёк.
И штиля дождавшись,
при полной луне
вернуться обратно на новой волне.
Мелодия
Мелодией что напевала ты,
ей вторили и травы, и цветы,
был полон до краёв. Не расплескать бы.
Хотя бы до твоих счастливых дней,
которые перенести трудней
без этого напева. —
Дней до свадьбы.
Тобой любезно буду приглашён…
Войду, с лицом, где слёзы в капюшон.
Но, не позволю,
заглядевшись в лица,
прозрачным, вне мелодии пролиться.
Смокну платочком с горочки края,
в улыбке спрячу тайну бытия.
Но умоляю, не лови улыбку,
не совершай нелепую ошибку.
Любовные стихи
Как странно, пишутся стихи
любовные,
вослед разлуке,
как будто отпустил наркоз:
не скованны ни мысль, ни звуки
и пересохли русла слёз.
Мелодия легко звучит.
Печально? – Господи, ликуя!
как будто в Храме «аллилуйя»
с небесных сфер на свет свечи.
От шелестенья звёзд в ночи
немного на душе морозно.
Бессильны строки научить
тому, чему учиться поздно.
Зелен-город
До чего был зелен город,
где любовь моя жила:
и деревья, и заборы,
и церквушек купола.
Были зелены сады,
были зелены плоды,
и дожди входили в город
светлой зеленью воды.
Даже зимы не могли
зелень выбелить земли.
Под снегами, видя сны,
Были травы зелены.
…Собираюсь, год который,
отложить свои дела. —
До чего ж был зелен город,
где любовь моя жила!
То ли счастье мне такое
Ох уж эти отраженья
наших «бывших»,
возникают ниоткуда,
пропадают в никуда,
и становятся при этом
светом свыше.
То ли счастье нам такое,
вроде каторжного зноя,
то ли – экая беда.
Лёгкость мысли необыкновенная
Видел, – мысли прыгали
с веточки на ветку,
мысли воробьиные, крыльями легки.
Я сидел под деревом, дурень, видно редкий,
клетку приготовив, разложив силки.
Вот и плод свалился с дерева познания
и попал уютно по моей башке.
Жаль, что я не Ньютон.
Мне б его терзания.
Я – другой, который с яблоком в руке.
Яблочко расплющено, цвета малахита,
точит мысль змеиная: надо надкусить.
Вот уже и ловля слов ловких забыта.
Слава Богу, дождик начал моросить.
Выбиваемся
Всю жизнь мы выбиваемся, да нет же не из быта,
поскольку забывается банальное, избитое.
Мы в люди выбиваемся, клубищами пыля,
теряем ритм, сбиваемся и
вновь – с нуля.
Нули стучат колёсами:
спеши,
спеши,
спеши,
не бейся над вопросами
измученной души.
Чтоб цель, но не расплывчата,
врагов чтобы простил…
Летят года,
за вычетом,
в шагреневый настил.
Всех белей
В заборе брешь, там звонко брешет
собака редкостных пород,
но вольный пёс по кличке «Леший»,
на эту дамочку плюёт.
Он без цепи, он на свободе,
от всех отбился кобелей,
везде, что не искал, находит
и потому —