Но, однажды по весне
слышу, говорят друг дружке
симпатичные подружки:
он не прост, – сам на уме.
И задумался. – Ведь бред.
Руки вытащил на свет.
Не решив, куда их деть,
сделал взмах.
Пора лететь.
Выживу
Ощущение, что приближается
то ли вечная тьма, то ли хлад,
изнывает, по-нашему мается,
весь в иголках, сгоревший закат.
Колет сердце, от этого жарко,
только вида не подаю.
Выжить надо, – любимую жалко.
Выживаю, как песню пою.
Всё дальше
Еду в прошлое, – всех уверяет,
но торопится не спеша,
на перронах билеты теряет,
на судьбу свою грустно греша.
Возвращается вновь собираться,
возвышает себя до высочества,
убеждая, что глупо теряться
в центре буйного одиночества.
Моим одногруппникам
Порывы ветра пылью заклубили,
и волосы покрыли сединой…
Мы, с ветром в голове, другими были?.. —
Такими ж и остались, зря не ной.
И что с того, что сорок миновало
с тех дней, когда дипломы вручены, —
такие ж мы, хотя и лет немало,
однако в этом нашей нет вины.
Мы снова вместе и пусть после встречи
вновь с кем-то не увидеться года,
сегодня каждый, как тогда
беспечен,
сегодня каждый молод, как тогда!
Сегодня снова отчества забыты,
на время быт в сторонку отбежал,
сегодня все равны и нет элиты,
и даже память,
надо же – свежа.
***
Земля в осенней дымке невесома,
Безоблачен огромный небосвод.
Да разве можно оставаться дома,
когда у птиц в разгаре перелёт?
Бескрайни выси светло-голубые.
Берёзы светит золотая прядь.
Чудесней нет родной моей России.
И ничего прекрасней не сыскать,
чем это, на исходе, бабье лето,
когда печаль светла и высока,
когда земля ещё теплом прогрета
настолько, что возносит в облака.
Легчайшие. Да облака ли это?
Безоблачен огромный небосвод.
Куда тебя несёт моя планета,
удачен ли твой будет перелёт?
Черёмуха
Свежий ветер ледяной
налетел внезапно.
Светит нежной белизной
свет черёмухи хмельной
в розовых накрапах.
Утро холодит лицо,
разгоняя дрёму:
только вышел на крыльцо —
за спиной замкнул кольцо
лепестковый омут.
Сделаешь невольный вдох
и – ожог дыханье,
сразу кругом голова,
лишь колышется листва
где-то в мирозданье.
Любовь
Остались какие пути?
До солнца – попробуй дойди.
До сердца? – но эта дорога
почти что до самого бога.
Глеб Горбовский
Моя любовь, что солнышко была. —
Сияла.
Жаль, что жалила, не грела.
Гуляла в поднебесье, как хотела:
всходила, заходила…
Не зашла
однажды, как я ни сверлил окно.
Теперь мне днём,
и днём с огнём темно.
Вера в чудо
Возможно, что его и не было.
Да нет, кто верует – им было.
Вот радуга пришла – в полнеба
и полпланеты осенила.
Обман оптический, не более?
Как быть? —
Тобою только болен я.
Шрам
Показалось, если ты уйдёшь, —
над планетой покачнётся небо,
полыхнёт огонь, начнётся дождь,
да такой, какой вовеки не был.
Звёздочкой мелькнула, обожгла.
Только от ожога шрам остался.
И ушла. Но, странные дела,
даже небосвод не покачался.
Только лишь в душе колокола
бьются в споре вечном —
ты была?
Берег
Берег озера.
Вечер обманный.
В переливах небесных вода.
С героиней былого романа
сам не знаю, как выплыл сюда.
Всё она про беду лепетала,
не свою, но чужую беду.
И светила звезда вполнакала,
где Луна облака полоскала
оголившись у всех на виду.
Пел «Разлуку» на дачах динамик,
но слова были в песне глухи,
лишь пытались встревать
между нами,
будто рифма встревает в стихи.
В сиделках снилась
Была постыла погода стылая,
за поясницу схватила с тыла и
так скрутила – не распрямиться.
Прощайте, милые,
привет – больница.
В сиделках снилась погодка ясная,
душа дымилась, вся опоясана
словами близких,
на удалении.
Иссякли риски, при выпрямлении,
при распрямлении
в пояснице.
Пришло стремление
тебе присниться.
Бродит по дому судьба
Как хороши, как свежи были розы
Иван Мятлев
Бледная беглая тень,