– Да! Про собак-то я забыл!

Первое животное, которое приручил первобытный человек, было представителем собачьих. С тех реликтовых времен собака сопровождает выбранного хозяина. Где только не использовались эти преданные соседи по планете! Незаменимый помощник. Собака охраняет жилище, охраняет человека, его семью. Собака-поводырь – сколько людей с физическими недостаткам пользуются ее услугами! Собаки в упряжке – символ покорителей Белого безмолвия, охотников Севера, собаки – смертники со связками гранат бросающиеся под танк (вечная им слава), собаки вытаскивающие раненных с поля боя, собаки санитары, собаки няньки, собаки пограничники, спасатели, спецы по наркотикам, по взрывчатке. Индейцы Северной Америки, племя пиеганов или черноногих, разводили собак на мясо, которым лечились от туберкулеза. Собачки разных размеров: от огромного ирландского волкодава, до стограммового чихуахуа по прозвищу Джек Рассел. Охотничьи собаки занимают особую нишу. Про них много написано, рассказано. Мое пристрастие – лайки (сразу оговорюсь, не люблю чистопородных. Извините, кинологи). Вывел своих собачек путем скрещивания русско-европейского кобеля с западносибирской сукой. Получились черно белые крепыши, побольше папы и чуть-чуть поменьше мамы. Работали как боги. Тунгус и Лада. Давно было…

Были собаки и у нас в отряде. Две. Они были «общественные», то есть – ничьи. Таких собак много бегало по Верхне Имбатскому. Лежали по деревянным тротуарам, на крышах, по берегу, питались, чем придется, искали сезонных хозяев, уходили с ними в «поле», в экспедиции с геодезистами, геологами, охотниками, другим пришлым людом. Некоторые возвращались и опять ждали попутного ветра, другие исчезали навсегда, как и временные их хозяева. Я тоже выбрал кобеля лет восьми, с ободранными ушами, со шрамами на умной морде – боец. Почему-то откликался он совсем не на собачье имя Шурик. Игорь сказал, что рабочий пес. Крупный, с крутой грудью, серый, независимый – выглядел очень прилично. Сопровождал нашу компанию с самого приезда. И еще не известно – кто кого выбрал.

Взяли вторую собаку по совету Игоря – на «консервы». Консервы через неделю исчезли (может, что предчувствовал). Шурик был нам верен до конца сезона, вернулся с нами в поселок и провожал нас до пристани, когда мы уезжали в конце экспедиции. Действительно, пес был рабочим. Цену себе знал, но падок был на ласку. Почешешь ему за ухом – тут же падал на спину – чеши ему брюхо. Все его любили и баловали. Работал птицу: глухаря упорно, но не навязчиво, рябчика лаял редко, издали – не спугнуть бы. По маршруту, бывало, пропадал на час, два. Иногда слышался злобный, азартный лай – чувствовалось, что по крупному зверю. Возвращался уставший, взбудораженный и пытался звать за собой в тайгу. Во время происшествия в начале сентября надолго пропадал, питался в тайге, редко попадаясь нам на глаза. Умный пес.

В конце сентября, во время очередного привала, взял мелкашку, пачку патронов, свистнул Шурика и побрел поискать староречья, хотелось проверить ондатру на зрелость. Километрах в трех от лагеря вышел на цепочку небольших, заросших рогозом озер. Сразу бросились в глаза ондатровые хатки разных размеров. Они возвышались с подветренной стороны озерка. Повсюду виднелись кормовые столики с белыми остатками погрызей. Притаился и стал наблюдать. Долго ждать не пришлось. Заволнило, вдоль берега поползли «усы»25. Показалась ондатра. Ее голова со вздернутым носиком скользила по воде. Добравшись до ближайшего столика, зверек выпрыгнул на него, сел на хвост и лапками стал обчесывать бока. Затем ухватил передними лапками какую-то травину, поднес ее к мордочке и оранжевыми резцами стал ее лущить. В бинокль было видно, что это молодой зверек, крупный (вероятно с первого помета, конец мая – начало июня).