Лара подошла тогда к родной печке, поцеловала в белёные кирпичи. Старшие сёстры засмеялись:

– Ну ты и дурочка у нас!

Только мама погладила по голове свою конопатую младшую дочку:

– Ларочка! Не обижайся на сестёр, они не со зла.

Ранним утром мама будила Лару, спавшую на печке, протягивала эмалированную кружку, полную парного молока. Девочка выпивала до донышка тёплое, пахнущее лугом, мятой и мамиными руками молоко и опять засыпала.

– Вот умница, – приговаривала мама, – будешь здоровой и сильной! Не то что твои старшие сёстры, которые фукают на парное молочко.

Их дом был бревенчатый снаружи, внутри оштукатуренный, побелённый известью. Этот дом строили своими руками родители.

На стенах висели портреты в рамах, обрамлённые вышитыми рушниками.

Ещё Лара помнила, как весной проклёвывались цветы в палисаднике под окнами дома, а потом всё лето цвели высокими охапками. Справа золотые шары, слева белые, розовые, бордовые мальвы.

Когда окна были распахнуты, Лариса усаживалась на широкий подоконник и разговаривала с цветами, зазывала их в гости. Мама строго-настрого запретила рвать цветы, а девчонке хотелось показать им кружевное и вышитое убранство дома, портреты и фотографии, про которые она любила расспрашивать взрослых, хотя уже давно всё про всех знала.

Да, Лариса очень любила цветы, но не любила лето! На то были две причины.

Первая – «жалостливая»: девчонке поручали пасти гусят на зелёном бережку возле речки. Вроде ничего сложного: гусята не разбегались. Поплавают, пощиплют травку, опять плавают. Лара сидела с прутиком, играла пёрышками, поглядывала на гусят. Но внезапно прилетал коршун, хватал гусёнка и уносил его на растерзание. От жалости и бессилия девочка рыдала, тогда её и поругать забывали за недосмотр. Как ругать пастушку, которая сама чуть больше коршуна, к тому же уж очень она горевала по своему гусёнку.

– Ларочка, не плачь! Коршун – хищная птица, ему нужно деток своих кормить. Он выбрал слабенького гусёнка, который долго бы не прожил!

– Но я сегодня коршуну хлебца накрошила на берегу, а он не стал его клевать!

– Он же не будет по крошкам хлеб в гнездо носить.

– Тогда я можно большой кусок в следующий раз для него положу на травку?

– Можно! И ещё прутиком размахивай, когда увидишь его. Он испугается и улетит.

Вторая причина нелюбви к лету «страшная».

Страшные грозы были в этих местах. Много пожаров и смертей приносили удары молнии.

Лара во время грозы пряталась в доме в самых недоступных для молнии местах. Так ей казалось, когда она забивалась под кровать или залезала в сундук. Там, зажав уши, закрыв глаза, от страха плакала беззвучно, чтобы её не услышала и не прилетела на голос молния.

Когда громыхать переставало, девчонка радостно кричала:

– Спасибо тебе, мой дом, что ты не рассказал молнии, где я прячусь!

Однажды в конце лета приехала к бабушке Нюре, что жила в доме напротив, внучка из города. Она была на год младше Лары.

– Как тебя зовут?

– Полянка!

– Такого имени нет! – уверенно возразила Лара.

– Я Полина, но меня все зовут Полянка.

Лара внимательно рассматривала Полинины наряды. Ей в диковинку были пёстрые платья, белые гольфы, красные сандалики. Летом все деревенские, от мала до велика, ходили босыми.

В первый же день Лара повела новую подружку в свой огород, где стояли кадушки с водой: их всё лето вымачивали для нового засола капусты и огурцов. Рядом с кадушками была куча золы, которую осенью раскидывали по грядкам. Играть с водой и золой очень нравилось Ларе. Полина тоже вскоре стала чумазой и мокрой. Сандалики сохли на плетне, а белые гольфы стали такого же цвета, как зола.