– Это девчонки шестнадцатилетние на жёлтые тюльпаны реагируют, считают их символом разлуки. А мама моя во всём хорошее видит, как, впрочем, и ты, батя. Представляю, как она скажет: «Какие солнечные цветы!»
Ты же знаешь, что она от всех цветов в восторге! За всю жизнь ты ей один только их дарил!
Каким-то потеплевшим голосом Анатолий ответил:
– Решено! Беру охапку жёлтых тюльпанов! Жёлтых, но охапку! До завтра, Антошка!
– Как доберёшься, позвони!
Анатолий не позвонил и трубку мобильного не брал. Антон уже не на шутку встревожился. Почти в полночь позвонил матери.
– Тошенька! А что звонишь? Случилось что-то?
– Да нет, всё в порядке! Чем занимаешься?
– А я пироги пеку. Припозднилась. А то Толечка завтра скажет: «Зося! А капустного пирога нет?» Он же, когда погреб копал, только против пирожков с капустой устоять не мог! От другой еды наотрез отказывался! Ты ему не говори. Он спит уже? Три часа назад звонил, про какой-то сюрприз говорил. Я ничего не поняла толком.
Антон еле сдержался, не сказал, что Толя должен быть давно дома.
– Мамуль! Ты отдыхай! До завтра!
Ночные дороги пусты. Антон ехал медленно, внимательно вглядывался в обочины. Что могло случиться? Может, Толя не на тот автобус сел? Да нет… Он не ребёнок! Господи! Хоть бы он просто напился, загулял где-то!
Но сердце подсказывало молодому мужчине, что стряслась беда…
У поворота в посёлок на огромной бетонной тумбе на арматуре стояла большая вывеска: «Первомайск».
Антон остановился, потому что не знал, что делать. Ехать дальше, в районный центр? Разузнать в больнице? Обратиться в милицию? А вдруг батя уже дома? Решил ехать к матери…
Когда поворачивал в посёлок и фарами осветил тумбу, увидел что-то тёмное на белом снегу.
…Толя сидел почти в естественной позе: ноги вытянуты вперёд, спина упирается в тумбу. Глаза открыты. В них такое детское недоумение!
– Почему? Зачем? Мне к Зосечке нужно! Я соскучился!
Крови не было видно, только след больших машинных колёс у самой вывески. Наверное, лесовоз юзнул, задел Толечку. Антон рукой, как видел в фильмах, закрыл Толины глаза. Позвонил Аннушкиному мужу, попросил вызвать к повороту милицию и скорую из райцентра.
Минут через десять сосед привёз Зою Павловну и Аннушку. Зоя не кричала.
– Сынок! Может, он живой? Ты сердце слушал?
Фары двух машин хорошо освещали тело её Толечки. Только для того, чтобы хоть как-то действовать, Антон пытался расстегнуть молнию на кожаной куртке Анатолия. Что-то мешало. Рванул сильнее! Из-под куртки посыпались тюльпаны! Целая охапка красных тюльпанов!
– Всё-таки красные где-то раздобыл! Спрятал под куртку, чтоб не подморозить! – удивился Антон. – Мама! Это тебе цветы Толя вёз…
Зоя сжала в руках цветы, поднесла к лицу. Вдруг резко бросила охапку в снег и завыла, протянув красные руки к сыну. Жёлтые тюльпаны стали красными от крови… Её мужчины…
Дом
Так уж случилось, что Лариса не ходила привычной дорогой месяца два.
Улица короткая и неширокая, на ней много старых двухэтажных домов – каркасно-камышитовых. Построенные после войны, они служили десятки лет людям. Здесь рождалось, умирало, ссорилось, женилось не одно поколение. В домах недавно кипела или теплилась человеческая жизнь…
Сегодня Лариса в изумлении остановилась. Заболела душа.
…В окружении праздничных осенних каштанов жалко и беспомощно выглядели знакомые строения.
Нельзя было определить: каштаны или дома протягивают пятипалые яркие ладони и к небу, и к прохожим. Просятся в облака или взывают о помощи? Впрочем, и для деревьев, и для человеческого жилья нынешняя осень – последняя… Никому не под силу продлить их жизнь.