Вдруг в памяти всплыла странная деталь – незавершённая формула, над которой работали родители перед смертью. Что-то связанное с долгосрочными когнитивными эффектами их препарата. В их заметках было упоминание о побочном действии – усиленная реакция на определённые стимулы окружающей среды, словно органы чувств настраивались на более тонкую работу…

Александр моргнул, отгоняя непрошеное воспоминание. Сейчас не время думать о работе родителей. Не сейчас, когда он впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на покой.

За стенами оранжереи дождь усилился, барабаня по стеклянному куполу. Но здесь, внутри, они были защищены – двое людей, объединённых общей травмой и крошечными ростками, пробивающимися к свету.

Корни из пепла

Четыре встречи в оранжерее превратились в негласную традицию. Каждый вечер они приходили, делая вид, что это случайное совпадение, хотя оба знали – ничего случайного в этом нет. Роза заботилась о растущей лаванде, Александр приносил книги по нейробиологии, которые читал, делая пометки карандашом на полях. Иногда они разговаривали – о научных теориях, растениях, редко о себе. Чаще просто молчали, разделяя тишину, которая с каждым днем становилась все более комфортной.

На шестой вечер Александр закрыл книгу раньше обычного. Наблюдал, как Роза осторожно измеряет высоту лавандовых ростков линейкой, занося результаты в маленький блокнот. Её движения были методичны и бережны – тонкие пальцы едва касались хрупких стеблей, но в этих прикосновениях читалась уверенность человека, привыкшего работать с живым материалом.

– Они выросли на восемь миллиметров с прошлого замера, – сообщила она, не поднимая глаз.

Александр наблюдал за её движениями – методичными, точными, почти ритуальными. В том, как она обращалась с растениями, было что-то завораживающее. С каждым днём он всё яснее видел, как эти вечерние встречи меняли их обоих. Роза становилась спокойнее, меньше вздрагивала от случайных звуков. А он… он начинал чувствовать что-то кроме пустоты.

В её блокноте он заметил маленький рисунок – схематичную карту с расположением разных растений. На полях были пометки: «Лаванда – осн. экспозиция», «Шалфей – в тени?», «Розарий – южная сторона». Роза планировала целый сад, не ограничиваясь одним горшком в оранжерее.

Мысль о саде внезапно пробудила образ заброшенного участка вокруг родительского дома. Он не был там почти месяц, с последнего визита за книгами. Забытый дом, забытый сад… что если…

– Хочешь увидеть мой дом? – вопрос прозвучал неожиданно даже для него самого.

Роза подняла голову, её рыжие волосы, растрепанные от влажного воздуха оранжереи, обрамляли лицо медным ореолом.

– Твой дом? Где ты живешь сейчас?

– Нет. Родительский дом. Тот, где я вырос.

Он сам не понимал, почему предложил это. Никого не приглашал туда с момента смерти родителей. Даже сам заходил всего дважды – чтобы забрать некоторые книги и личные вещи.

– Это… далеко? – спросила она, и он заметил мимолетную тень тревоги.

– Сорок минут на метро, потом еще пятнадцать пешком.

Она вздохнула с облегчением.

– Хорошо. Я имею в виду… да, я бы хотела увидеть.

Поездка в метро прошла в комфортном молчании. Роза сидела, прижавшись к стене вагона, изредка встряхивая голову, когда поезд резко тормозил или ускорялся. Александр отметил, как она переводит дыхание каждый раз, когда двери закрываются – короткая последовательность: вдох, задержка, медленный выдох. Маленький ритуал контроля.

Когда они вышли на поверхность, осенний воздух окутал их прохладой. Небо затягивали тяжелые серые облака, обещая дождь. Роза подняла воротник пальто.