Я точно знаю, что она где-то здесь!
Я ищу тетрадь, которую нам когда-то велела завести мадам Мартинес. Точно помню, что Эви тоже ходила на ее уроки. Перерываю вверх дном свой шкаф – раздвигаю ворох пальто, на которых недостает пуговиц, и ботинок без пары. В дальнем углу – маленький печатный станок. Краска в нем давно высохла, и я его спрятал, чтобы отец не заметил. Продолжаю раскопки. И наконец обнаруживаю тетрадь в пыльной коробке, затерянной в самых недрах шкафа.
Переплет (листы сшивала сама мадам Мартинес) немного растрепался, но страницы целы. При виде первого разворота я мгновенно расплываюсь в улыбке. Когда-то десятилетний я коряво вывел собственное имя. Если честно, почерк у меня не слишком изменился. Листаю тетрадь, пока не натыкаюсь на нужную страницу.
Мадам Мартинес велела нам написать комплименты каждому ученику в классе. Кажется, работу нужно было сдать, а я забрал свою домой.
Комплимент для Дре и теперь вызывает улыбку. «У него веселый смех и крутые шляпы!» С тех пор тоже ничего не изменилось. Переворачиваю страницу. Откуда-то выпадает неровное бумажное сердечко – вырезано оно не совсем аккуратно, но форма все равно узнаваемая. Должно быть, осталось с какого-нибудь Дня святого Валентина. Убираю сердечко и скольжу пальцем по строкам в поисках заветного имени. Замираю, когда оно наконец попадается. Мадам Мартинес просила придумать по одному комплименту, но я часто нарушал это правило, а здесь и вовсе оставил чуть ли не самое длинное описание:
«Мне нравятся маргаритки у нее на платье! Она сказала, что оно мамино. Говорит, маргаритки – ее любимый цветок. Мне нравится, что она носит мамино платье. Нравится ее улыбка. Нравятся ее волосы. Когда светит солнышко, она подолгу стоит у окна. Это мне тоже нравится. А еще говорит, что любит дождь. Я тоже его люблю».
Я несколько раз перечитываю эту запись. Потом просматриваю другие. Про многих ребят, о которых упомянуто в тетради, сегодня я ничего не смогу сказать. И не потому, что мы больше не учимся вместе, – на самом деле из школы почти никто не ушел, – а потому, что… сам не знаю почему. В какой-то момент я совсем перестал обращать внимание на окружающих.
Она любит дождь. Моя мама обожала грозы. Когда они случались, мы всегда выходили на улицу – если, конечно, это не было опасно. Мама бегала за мной от дома до сада и обратно. А когда мы возвращались, то садились у камина сушиться. Мама делала нам сидр и разрешала лечь спать позже. Да, я тоже люблю дождь.
Но не могу же я его подарить!
Она любит маргаритки. Можно пойти в папин цветочный магазин. Наверняка там найдется что-нибудь подходящее.
Не знаю. А вдруг она швырнет мне букет в лицо?
Я слышу, как открывается дверь в мою комнату. Моментально захлопываю тетрадь. Наверное, пришел отец.
– Бо? – зовет он. Его голос ни с чем не спутаешь – глубокий, угрожающий, он пугает всех, кто с ним не знаком, да и знакомых тоже.
Я выползаю из шкафа.
– Ой, привет, пап, не знал, что ты сегодня придешь.
– Да, к счастью, пораньше управился с работой. Могу для разнообразия переночевать в собственной спальне, – говорит он, поправляя пальто.
Киваю.
– А что это такое? – спрашиваю я и указываю на маленькую шкатулку, обитую бархатом, у него в руках.
– А, это… Это, вообще-то, для тебя. Подарок. – Он протягивает мне шкатулку.
– Подарок? – Раньше отец дарил мне что-нибудь только на день рождения – и горстку других праздников. Я беру шкатулку и открываю. Внутри лежат серебряные запонки с позолоченным гербом Бельгардов. – Ох, они ведь…
– Точь-в-точь как мои, – подхватывает отец и демонстрирует свои запястья. – Хотел подарить тебе на выпускной, но их привезли уже сегодня, и я не сдержался.