Мы разговариваем в полголоса, тихо – папа до сих пор спал, в полной мере пользуясь привилегиями выходного дня.

– Как там дела у Тейлор и Тео?

– Нормально. Разъезжают на своих обожаемых «железных скакунах».

– Он так и не сделал ей предложение?

– Нет. Они не хотят спешить, хотя пять лет уже прошло…

– Всему свое время, – фыркнула мама, переворачивая румяный блин. – Однажды мы побываем на их свадьбе. Кстати, недавно звонила тетя Лу, просила передать тебе привет. Ей очень понравилась твоя последняя книга.

Так говорят абсолютно все родственники. Кроме бабушки Шарлотты. Она всегда оценивает вещи объективно и не боится высказывать мысли, какими бы они не были.

– В следующий раз передай ей тоже привет. И спасибо.

Я болтала свисающей со стула ногой, опершись головой о руку и глядя через окно на кипящую жизнь маленькой Великобритании. С такой высоты все кажется игрушечным, от чего невольно возамняешь себя Господом, наблюдающим за жизнью на земле с небес. Солнце ярко освещает одни и те же прикрытые шляпами макушки, и на секунду начинает казаться, будто бы вчерашний день вновь повторяется. Блестят окна, стеклянные сооружения, повсюду разъезжают красные автобусы, дорогие автомобили, на дверях кафе и магазинов висят таблички «открыто»… Однообразие правило Лондоном этим утром, аналогично вчерашнему и завтрашнему дню. Он словно отчаянно пытался что-то исправить, раз, за разом прокручивая все по одному сценарию. Вряд ли у него получится. Вряд ли заполонившие мощеные улицы шляпы когда-нибудь перестанут слегка подпрыгивать, бороздя тротуары.

Мама поставила передо мной тарелку блинов, сообщив, что идет будить папу, а я в это время должна буду налить всем кофе. Бросив последний взгляд на плотную стену из домов, я соскользнула со стула.

В понедельник я вернулась в Брэдфорд. Парк дней отдыха и спокойного сна без сидений перед ноутбуком или бумагой из-за мыслей о книге пошли на пользу. Общение с мамой и папой здорово подняло настроение, и некоторые их шутки до сих пор звучали в голове, вызывая улыбку.

– Почему китайцы не едят палочками, держа их в ноздрях? – спросил папа прогулки вечером, верят в руках китайские палочки. – Так было бы удобнее есть!

Я смеялась вместе с ними, ни разу не вспомнив за два дня о книге или раскрасневшейся Аманде, в случае несдачи новых глав во время. Они просто забылись, отошли на второй план, давая возможность хотя бы ненадолго глотнуть воздуха. Но сейчас меня ждет работа. Желание начать поскорее писать под воздействием разгоревшегося энтузиазма скорее несет меня домой.

Просунув ключ в замочную скважину, отворяю дверь. В отличие от улицы, тут гораздо теплее и очень душно. Избавившись от верхней одежды, быстро бегу открывать окна в гостиной и на кухне, попутно включив чайник и слегка запылившийся ноутбук.

Нечто щелкнуло внутри, выпустив на волю сотни красок струящегося воображения, требующего немедленно приобрести материальную форму, воплотиться в плод реальности. Творческий кризис – своего рода затишье перед мощной творческой бурей. Я перестала ощущать себя. Только льющиеся строки, смысла которых не понимала на протяжении всего процесса. Скорректирую позже. Каждую клеточку тела переполняли легкость, энергия, идея и знакомая мелодия, в такт которой стучали по клавишам пальцы. Я – композитор, создающий симфонию из слов и предложений, творец крохотного мира. Я не успевала за мыслями. Состояние, похожее на транс, полностью поглотило меня. Я не могла перестать ухмыляться самой себе, прикусив по привычке кончик языка. В такие моменты чувствуешь бегущую по капиллярам жизнь и веришь в свои силы по-настоящему. Вот такие моменты я люблю больше всего.