Праздновать помолвку продолжили у статуи императрицы. И были так щедры, что делились выпивкой со всеми: окропили императрице хвост, налили немного «хмельной радости» карпам в пруд («Боги, вылить вино, хранившееся сто двадцать лет, в воду!») и пошли угощать святых – обливать вином головы статуй. Так они добрались вместе с оставшимися двумя ящиками выпивки до покоев Дела. Охрана надеялась, что там они мирно и упокоятся. Но нет! Есть в выдержанном вине особенная энергия, которая вдохнёт жизнь и в мертвеца. А Лесавий был не только жив, но и молод! И, как ему казалось, страстно влюблён в невесту.

Любовь нужно было показать. Наги согласились, что это важно, и Дел выдал из своего гардероба белый нательный халат, на котором Лесавий начертал тушью светлый лик возлюбленной. Лик надлежало повесить на видном месте, и выбор пал на одну из сторожевых башен.

– Боги, – вновь застонал Дел, – я надеюсь, мы не доползли?

– Куда? – нахмурился Шаш.

Дел помнил, что они спеклись на двадцатом повороте винтовой лестницы. Дальше воспоминания скрывала мутная завеса.

– А ну…

Жашия на входе потеснил широкоплечий князь Хенесий.

– Где этот… – оборотень осёкся, с изумлением взирая на залежи пустых бутылок.

Услышав голос отца, Лесавий качнул головой и, кое-как стащив с подушек ноги, плюхнулся на них уже подбородком.

– Какого Тёмного тут произошло? – выдохнул князь.

– Мы решили посидеть и обсудить все недоразумения, что были между нами, – через силу оправдался Дел.

– Славно посидели, – одобрил его светлость. – Только над статуей чего издевались-то?

– Папа, я женюсь! – возвестил княжич.

– На ком? На статуе? – хмыкнул тот, оценив состояние сына.

– Нет, на… – Лесавий задумчиво наставил палец сперва на Вааша, а потом на Дела. – На его дочери!

– О! – только и выдохнул Хенесий.

Дел поморщился.

– Ты бы видел, какая она! – восторженно промямлил Лесавий. – Я таких, как она, никогда не видел!

– Мы немного перепили, – в свою очередь промямлил Дел. – Не стоит воспринимать это всерьёз.

– Она будет твоей любимой дочерью, – горячо заверял отца Лесавий. – Она… – взгляд княжича затуманился ещё больше, – божественная… нежная… чуткая… Я люблю её.

– Простите, – Шаш посчитал нужным извиниться перед князем.

– Моя малышка, – Лесавий с восторженной нежностью посмотрел в окно.

Присутствующие проследили за его взглядом и вздрогнули. На шпиле одной из сторожевых башен трепыхалось белое полотнище, на котором ехидно скалило зубы какое-то хтоническое чудовище: круглая морда с условно дружелюбным оскалом, гребнем то ли стоящих волос, то ли шипов и растущим прямо из морды длинным змеиным хвостом. Дел так впечатлился, что даже не расстроился, опознав в полотнище свою нижнюю юбку, а не запомнившийся халат.

– Боюсь, художественные таланты моего сына недостойны красоты вашей дочери, – князь бесстыже заржал.

– Тысяча лет жизни, а развлечения… – протянул Шашеолошу, не отрывая взгляда от дивного зрелища. – Надеюсь, вам хотя бы полегчало.

Кошка утешающе лизнула макушку Делилониса.

Тот мало-помалу вспомнил, как они доползли до верха башни, как стащили стяг Давриданской империи (главное, чтобы никто не узнал, что они с ним сделали) и навесили этот символ безумной любви. Любить такое действительно может только безумный… Как они спускались – это отдельная песня. Но Дел теперь понимал, почему у него так болит поясница. Во дворец наагариш ехал уже верхом на кошке, а за ним в обнимку следовали хохочущие Вааш и Лесавий. Как они управились с оставшимся ящиком вина, Дел не помнил и вспоминать не хотел!

– Дейна, что там?

Вот только Ссадаши здесь не хватало!