Цвет империи Дмитрий Губин
Ucrainica et belorossica. Исследования по истории Украины и Белоруссии
ФЕДЕРАЛЬНАЯ НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ АВТОНОМИЯ «УКРАИНЦЫ РОССИИ»
Книга издана при поддержке Федерального агентства по делам национальностей России (ФАДН)
@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ
© Д.М. Губин, 2025
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2025
Дорогой мой читатель!
В этой книге речь пойдёт о тех выходцах с территории Малороссии, Слобожанщины и Новороссии, которые, внесли свой огромный вклад в жизнь России – государственных деятелях, учёных, людях искусства. Без них русская жизнь была бы пресной и далеко не полной.
Поговорим мы также и о тех, кто управлял этими землями по поручению августейших особ. А также о тех учебных заведениях, где готовились кадры, прославившие Российскую Империю. И о некоторых событиях, ставших важными для современников и потомков.
Эта книга, как и сама историческая наука, – не является собранием только радостной и комплиментарной информации. Ни пасторали, ни сплошной чернухи от неё ждать не приходится. Ведь во все времена жили, служили и работали живые люди – со всеми своими достоинствами и недостатками. Каждый человек несёт на себе груз своего происхождения, образования, окружения, господствующих идей и предрассудков. И поэтому честная история – это не только не огульное разоблачение и осуждение всего и вся, но и не сплошная агиография (описание деяний святых). Так что в нашей галерее будут и гении, и люди достойные во всех отношениях, и те, кто не смог соответствовать вызовам своего времени. И события откроются не только самые радостные и вызывающие однозначную гордость.
Именно такой подход позволяет читателю почувствовать себя частью непрерывного исторического процесса, начавшегося задолго до 1917 года и не закончившегося ни в 1991-м, ни в 2014-м. «Идея свободы, полученная людьми вместе с врождённым чувством достоинства, защищает поколения от неизбежной наглости выскочек. Вот почему наша свобода – это благородная свобода. Она значительна и величественна. У неё есть родословная, своя портретная галерея предков, ей принадлежат надписи на монументах, документы, свидетельства, титулы и права», – писал великий ирландский мыслитель Эдмунд Бёрк в 1790 году.
Далеко не все достойные люди, связанные с южнорусскими губерниями Российской империи, попали на страницы этой книги. Например, жизнь фельдмаршала Ивана Фёдоровича Паскевича осталась за её пределами. Текст о нём пропал во время обыска, который проходил в моей квартире в 2018 году. Так как автор был вынужден покинуть родной дом в Харькове налегке, то и список использованной литературы также отсутствует в этом издании книги.
Надеюсь, лакуны будут закрыты, а недоработки исправлены в следующих изданиях этой книги. Пока же вам предлагаются те главы, которые ранее публиковались на сайтах «Украина. Ру», «Одна Родина» и ряде других ресурсов.
Начнём рассмотрение славной галереи с екатерининских времён, когда местные уроженцы стали в Петербурге на равных конкурировать со старым русским дворянством. И продолжим теми, кто реализовался преимущественно до 1917 года.
Часть первая
Екатерининские орлы
«Коварнейший обманщик целого государства». Выдающийся интриган «галантного века» и ликвидация гетманства
1 декабря 1716 (или 1711) года во Пскове (или в Петербурге) родился Григорий Николаевич Теплов – учёный-энциклопедист, художник и композитор, а по совместительству инициатор ликвидации гетманства и застрельщик наиболее грязных историй русского XVIII века.
Сын малоросса?
Если день рождения Теплова общий во всех свидетельствах о нём, то год – колеблется в амплитуде с 1711 по 1725, а в словаре Брокгауза и Ефрона указан вообще 1729-й. В русском биографическом словаре Половцова – 1717. Оттуда он перекочевал в дальнейшие исследования и является наиболее часто упоминаемым. 1711 г., указан на могильной плите, хранящейся в Лазаревской усыпальнице Александро-Невской лавры, а в исповедной росписи 1737 года указан возраст Теплова – 21 год, то есть он родился в 1716 году.
Чем же вызван такой разнобой?
Григорий Николаевич Теплов
Известно, что родился Григорий в семье «подлого сословия» без фамилии, и отец его работал истопником сначала в Александро-Невской лавре, а затем в доме псковского архиерея. А кто у нас был сначала в Петербурге, а затем псковским архиепископом? Великий малоросс Феофан Прокопович!
Внуки и правнуки Теплова были убеждены в том, что преосвященнейший и был настоящим отцом Григория. Феофан и являлся автором фамилии «Теплов» в знак заслуг своего телогрея.
Известно точно, что учился Гриня в петербургской школе, основанной архиепископом Феофаном и оттуда в 1734 году отправился учиться в Пруссию на два года, По возвращении оттуда в 1736 г. он поступил в студенты при Санкт-Петербургской академии наук, а год спустя был назначен переводчиком в ней. В это же время он пишет портреты и натюрморты, которые показывают изрядное мастерство живописца.
В записке Теплова в Герольдию 1767 года для получения дворянства он сообщает, что «в 1736 году по именному покойной императрицы Анны Иоанновны указу определен в академию наук коллежским переводчиком».
Однако историк Александр Барсуков приводит донесение академии наук в кабинет ее Императорского величества 1740 года следующего содержания:
«Прошедшего августа 18 дня сего 1740 года, поданном дополнением в академию наук просил семинарии покойного Феофана… ученик Григорий Теплое о определении его при академии наук, к чему годен явится… однако же академия без указу ея императорского величества оного определить не может, и для того чрез сие о милостивой на то резолюции всеподданнейше просит».
Этим же днём датируется и прошение самого Теплова: «Имею я, нижеименованный, намерение быть и служить при императорской академии наук в таком звании, к какому годен явлюся. Того ради всепокорно прошу императорскую академию наук благоволить меня принять и определить мне надлежащее жалование, и притом бы позволено было слушать лекции по желанию моему у профессоров. О сем просит всепокорнейшее семинарии покойного Феофана, архиепископа новогородского, ученик Григорий Теплое. Подано августа 18-го дня 1740-го году».
В том же году Теплов едва не пострадал по делу высокопоставленного придворного Артемия Волынского, переводчиком которого служил. Волынского обвинили ни много ни мало в заговоре с целью захвата престола.
Его переводчик был в оковах доставлен в Тайную канцелярию и там отвечал на вопрос, он ли написал родословную Волынского, ведущего его род от одной из старших ветвей Рюриковичей. Историк Дмитрий Бантыш-Каменский сообщает, что Григорий Теплов «бестрепетно ответствовал, что он был только исполнителем данного ему поручения; разрисовал по сделанному карандашом чертежу Еропкиным в доме Волынского. Твёрдость духа спасла Теплова. Еропкин был пытан, подтвердил слова Теплова и был казнён вместе с Волынским».
Таким образом, Теплов был единственным из фигурантов этого дела, чья голова осталась на плечах.
Во время регентства Анны Леопольдовны 1741 г. он был пожалован в адъюнкты академии наук. Эх, знала бы эта несчастная мекленбургская принцесса и супруга брауншвейгского принца, какого ползучего гада пожаловала! Он ещё сыграет зловещую роль в судьбе её потомства.
Тень гетмана
При воцарении Елизаветы Петровны Теплов попадает в поле зрения её фаворита Алексея Григорьевича Разумовского, у которого оказались свои виды на молодого адъюнкта. Будущий граф обнаружил, что его младший брат Кирилл в своём селе Лемешах никак не учился, а только, как писал Шевченко век спустя, «пас ягнята за селом» и даже, как намекал Пушкин на самого Алексея, «не пел с придворными дьячками». Мамаша Наталья Демьяновна его хорошо кормила и не более того.
В марте 1743 года Теплову поручила государыня сопровождать младшего Разумовского в заграничном путешествии, «дабы учением наградить пренебреженное поныне время, сделать себя способнее к службе ея императорского величества, фамилии своей впредь собою и поступками своими проложить честь и порадование». Кирилл и Григорий побывали в Кенигсберге, Берлине и Геттингене где прослушали университетский курс, затем они совершили поездку по Франции и Италии и весной 1745 года они вернулись в Петербург.
Кирилл Разумовский был назначен президентом академии наук и сделал Теплова там асессором. Они нашли вверенную им государыней академию в самом печальном положении: в ней не было ни денег, ни профессоров, ни учеников; дела находились в страшном беспорядке; доносы и ссоры между служащими оканчивались иногда драками и неоднократно разбирались в Сенате. Университет и гимназия числились только на бумаге. Президент вначале горячо принялся за улучшение академии, но скоро, опутанный интригами, охладел к делу.
А Теплов занялся в академии любимым делом – интригами. То он поссорил Василия Тредиаковского с Александром Сумароковым, написал донос на историка Миллера об увлечении того норманнской теорией и при этом разругался с Ломоносовым.
Произведения самого Теплова отличаются на редкость чистым русским языком и до сих пор, в отличие от виршей объектов его интриг, не говоря о смеси церковнославянского с суржиком у Феофана Прокоповича, вполне легко читаются. Например, трактат «Знания, касающиеся вообще до философии, для пользы тех, которые о сей материи чужестранных книг читать не могут».