– Лена, ну чего ты села?! Принеси мне чаю. Хочу, аж кончаю!

Он подпаивал её вином.

– Ах, даже у Золушки был шикарный бал! Когда же наступит мой карнавал?!

И Рёйтер закончил музыкальную школу и купил дорогостоящую стерео-систему, имелась даже коллекция дисков, однако музыка в доме не звучала никогда. Вместо песен пространство наполнялось его недовольным шумом и телевизионной рекламой.

– Лена, ну откуда твои руки? – возмущался он.

– А откуда твои брюки?

– Бездарность, кому ты нужна! Всё, что ты можешь – это бить по клавишам.

Я – писательница, та ещё машинистка! Печатаю “вслепую”, на русском и английском! Это было эффективней, чем играть на пианино…

Лене, и правда, нравилось писать письма ещё с детства, а он, почему-то, обвинял её за это.

– Ты распространяешь дайперы. А я – не все снайперы!

Рёйтер гнал её как бильярдный шар, в ту удобную лузу, куда ему было нужно.

“Меня или гонят, или тянут!” – не понимала Елена. “Но мне это всё не нужно! В мои руки внедрились останки Крупской!”

Препирались по каждой мелочовке и тыкали вопросами:

– Ты это повесила, чтобы я бился? – спрашивал он про хрустальный шарик Сваровски, вращающийся на изящной спирали в проёме дверной арки, ведущий в их совместные спальни.

Маслова купила модель на рождественской ярмарке в Цюрихе. Прозрачное стекло, размером чуть меньше шара для гольфа, было прекрасно огранено и, когда на него попадали солнечные лучи, расщепляло их свет на радужные палитры.

Доминантность же спутника откачивало у неё много сил на постоянное сопротивление и реплики соучастницы. Клиенты и банковский менеджмент прессовали параллельно в своих сиюминутных намерениях. Таким образом Елена находилась как-будто в вечной среде закомплексованности и неудовлетворённости, созданной вокруг супружескими и бизнес-партнёрствами.

– Таня, всё очень плохо, – рассказывала она про свои семейные отношения. – Рёйтер требует от меня то, что я уже не могу ему дать, потому что оно всё укатано в асфальт. Вот он и звереет. И этот микро-менеджмент на каждом шагу и по любому поводу…

– Играй! – посоветовала почему-то Баянова вовлечься в такую стихию отношений.

– На игру ведь тоже силы нужны, а в Республике Коми я уже отыграла в гимназическом театре Зодченко.

– Понимаешь, есть отношения временные. А любить можно долго, годами, несмотря ни на что…

– А что если просто не реагировать, и посмотреть что выйдет?

Таня была настоящей женой и реальным партнёром, только ею почему-то пренебрегали. Это её с Леной и объединяло.

– Я потеряла столько времени в Германии, пока девочек няньчила… – с горечью в голосе вспоминала Баянова о заграничном периоде своего материнства со вторым мужем.

– Время создаёт упущенные возможности, согласны все. Если мама катает ребёнка на детских качелях, она не может сдавать одновременно коммерческие площади.

До Масловой Александр заводил личные отношения только с женскими племенами – взрослыми или молодыми дамами, однако ж не бездетными.

“Разведённые – такие голодные!” – пояснял он ей в Алма-Ате.

За своим гардеробом он отменно следил, сам был ухожен, и ещё в двухтысячных полировал ногти.

Десятилетия позже Маслова вспоминала в интервью журналисту на английском: “When I saw his wardrobe, I got astonished. It was impeccable. I have never seen such a thing in my life^>15”.

Внешним видом Сашуля походил на некого этнического дэнди, бесстрашно бушующего в обществе орангутангов, приходящих в офис Адама в кожаных штанах. Они все вместе кучковались за получкой в кассовое окошечко. Коллеги в связи с этим сплетничали, что он “голубой”. “Не общайся с ним!” – предупреждали в бухгалтерии.